Абхазское нартоведение на рубеже XX–XXI вв.: основные этапы развития (II)

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Зураб ДЖАПУА | 02.03.2013 | 00:34

Часть I

Исследование

Наблюдения Г.Ф. Чурсина за бытованием и содержанием абхазского нартского эпоса, проведенные им в 1920-х годах, фактически положили начало научному изучению этого памятника (24). Однако исследование этнографа вышло в свет лишь в 1957 году. В отдельной главе своей работы «Материалы по фольклору абхазов» ученый излагает основные сюжеты нартского эпоса абхазов и описывает их, сравнивая с мотивами и сюжетами других версий нартского эпоса. Наблюдения этнографа весьма точны, затрагивают суть вопроса и свидетельствуют о широком бытовании нартского эпоса у абхазов.

В 1949 году Ш.Д. Инал-ипа опубликовал первую обстоятельную статью по нартскому эпосу абхазов (25), в которой освещаются идейно-художественная сущность, содержание основных образов и сюжетов эпоса. На основе анализа сказаний о Сатаней-Гуаще и Сасрыкуа, исследователь приходит к выводу о том, что «в цикле Сатанэй-Гуаши абхазские нартские сказания сквозь призму мифологического восприятия жизни донесли не просто пережитки, а наиболее яркую картину живого матриархального общества», что «из всех сказаний абхазов о нартах цикл Сасрыквы является самым видным и наиболее распространенным. Иногда этот любимейший абхазский герой олицетворяет собой всех нартов» (26). В последующих своих работах, особенно в книге о нартах и ацанах (27), ученый уделяет особое внимание историко-этнографическому, сравнительному и текстологическому изучению нартского эпоса. Характерно, что все основополагающие выводы данных работ ученого базируются на анализе архаического ядра абхазского нартского эпоса – цикла сказаний о Сатаней-Гуаще и Сасрыкуа. 

Изучение архаической эпической традиции абхазов с начала 1960-х годов непосредственно связано с выходом в свет сводного текста абхазского нартского эпоса на языке оригинала и в русском художественном переводе (28). Литературно обработанный свод нартского эпоса, вышедший под редакцией большого мастера слова, народного поэта Абхазии Б.В. Шинкуба, стал популярной, поистине «народной» книгой, которая оказала и оказывает влияние даже на самих сказителей. И поныне многие информанты «ссылаются» на этот сборник в качестве подлинного фольклорного источника. Вместе с тем, трудно переоценить и научное значение данной книги, показавшей впервые, каков характер основного сюжетно-тематического состава абхазского нартского эпоса. Как справедливо заметила А.А. Петросян, «публикация абхазского варианта эпоса явилась большим событием для советской фольклористики. Не случайно, что она послужила поводом созыва второго всесоюзного совещания по нартоведению в городе Сухуми (1963 г.)», которое показало, «что интерес к проблемам нартоведения принял огромные масштабы» (29). Так, начиная с 1960-х годов, заметно активизировалась работа по изучению абхазской нартской традиции, во многом обусловленная появлением профессиональных абхазских фольклористов, в деятельности которых особое место занимает изучение нартского эпоса. 

Первое монографическое исследование абхазского героического эпоса принадлежит Ш.Х. Салакая (30). В нем рассмотрены все основные памятники героико-архаического и героико-исторического творчества абхазов: нартские сказания, эпос об Абрыскиле и историко-героическая словесность. В главе, посвященной нартскому эпосу, освещаются «вопросы идейно-тематической сущности и художественных особенностей нартского эпоса абхазов, обращая особое внимание на хозяйственный быт и общественные отношения, отраженные в эпосе, и на приемы создания художественных образов» (31). Прослеживается эволюция эпических персонажей (в особенности, Сатаней-Гуащи, пастуха Нарджхьоу и Сасрыкуа) от архаического ядра эпоса (цикл сказаний о Сасрыкуа) до его завершения, обусловленная социальными переменами в обществе. «Сасрыква – герой матриархальной эпохи», образ первобытного мифа о «культурном герое» – один из основных тезисов ученого, хотя «в образе Сасрыквы нашли отражение и следующие стадии развития общества» (32). Ш.Х. Салакая считает, что первоначальное ядро нартского эпоса зародилось в середине III тысячелетия до н.э. в среде аборигенного населения Кавказа – предков современных абхазо-адыгских народов и отчасти – осетин (33). В связи с проблемами генезиса эпоса ученый рассматривает и этимологию древнейших нартских терминов, прежде всего, общих для всех национальных версий эпоса (с незначительными вариациями), как нарт, Сатаней, Сасрыкуа. В вопросах жанровых и художественных особенностей абхазского нартского эпоса ученый соглашается с мнением В.И. Абаева о том, «что нартские сказания не дошли до фазы эпопеи, а остановились на фазе циклизации, сделав только лишь попытку к переходу в высшую фазу – в эпопею» (34). Эпосовед отмечает, что «в абхазском нартском эпосе основным и ведущим циклом стал цикл сказаний о Сасрыкве и Сатаней-Гуаше. Вокруг имен этих персонажей, особенно первого, концентрируются основные события, главные сюжетные линии эпоса. Эти персонажи принимают участие почти во всех событиях, описываемых в нем» (35). Исследователь показывает роль гиперболы и других художественных средств в создании эпических образов.

Следующая монография Ш.Х. Салакая (36) посвящена конкретно абхазской версии кавказской Нартиады. Она, собственно, представляет собой расширение и углубление соображений и выводов по нартскому эпосу абхазов, содержащихся в его первой работе. Научную значимость книги еще больше усиливают прилагаемые к ней 25 текстов – образцы основных сюжетов абхазского нартского эпоса в максимально точном переводе на русский язык. Обе книги ученого вновь изданы в томе его избранных работ (37).

Вопросам поэтики абхазского нартского эпоса посвятил две монографии (точнее – две редакции одного исследования) другой абхазский нартовед А.А. Аншба (38). Это – первая попытка специального рассмотрения вопросов сюжетосложения, стиля, поэтического языка и традиции исполнения абхазских нартских сказаний. Изучая жанровую природу эпоса, роль в нем мифа, сказки и истории, а также характер циклизации сказаний вокруг отдельных героев, исследователь приходит к выводу, что «главными и основными героями эпоса являются мать нартов Сатаней-Гуаша и нерожденный ею сын Сасрыква… Существует фактически один законченный, завершенный цикл (цикл Сасрыквы), герой которого проходит почти через все сказания… Образы Сатаней-Гуаши и Сасрыквы создавались в период наивысшего расцвета эпоса» (39).

Во втором монографическом исследовании А.А. Аншба (40) в отдельной главе, посвященной абхазскому нартскому эпосу, широко освещаются вопросы происхождения, исторических и историко-этнографических основ конкретных эпических мотивов и сюжетов. В отличие от этнографов, которые описывают, фиксируют, извлекают этнографические, бытовые и хозяйственные черты эпоса, фольклорист пытается «связать их с конкретными сюжетами и образами, исходя из этнографии, понять их происхождение и развитие» (41). Следует сказать, что наиболее важные положения ученого, касающиеся генезиса архаического ядра эпоса, которое, по мнению исследователя, «является результатом поэтического творчества кавказских народов» (42), основываются, прежде всего, на анализе цикла сказаний о Сатаней-Гуаще и Сасрыкуа.

Несколько новый подход к исследованию нартского эпоса (в отличие от традиционного изучения идейного содержания и художественных особенностей памятника) применялся в работах историка-хеттолога В.Г. Ардзинба, который на основе изучения эпоса и ритуальной практики реконструировал ряд образов, сюжетов и мотивов нартских сказаний. В исследованиях В.Г. Ардзинба нартский эпос предстает, с одной стороны, в качестве сравнительного материала при интерпретации хурритских, хаттских и хеттских текстов, а с другой стороны – в качестве объекта специального изучения. Так, в статье об одном хурритском сюжете (43), разъясняя семантику снов охотника Кесси в свете шаманской практики, исследователь обращается к мотиву большого дерева в абхазском нартском эпосе, встречающемуся в сюжете о чудесах по пути к родителям жены Сасрыкуа. В другой своей статье (44) В.Г. Ардзинба весьма детально сравнивает абхазо-адыгские и малоазийские материалы, и в их совпадении не остается (или почти не остается) сомнений. Здесь сюжеты и образы нартского эпоса служат для объяснения характерных черт почитания кузницы у абхазов. Привлекаемые сказания постепенно становятся не просто фольклорными текстами, а исходным материалом, основой статьи. Так, для объяснения представлений абхазов о железе как о металле, происходящем с неба, автор ссылается на абхазское нартское сказание об изготовлении меча для Сасрыкуа из необычного железа. В этом сказании В.Г. Ардзинба видит «следы понимания космического происхождения метеоритного железа», и схожие представления находит в хаттско-хеттских и других древнеближневосточных традициях (45). Кроме того, в контексте этой работы автор находит целый ряд мотивов и эпизодов в нартских сказаниях абхазов и адыгов, отражающих мифологические представления, связанные с культом железа и кузнечным ремеслом. Тем самым, автор не только аргументирует, подкрепляет и углубляет свой анализ культа кузницы, но (что весьма существенно для фольклориста) интерпретирует и реконструирует сами сюжеты, мотивы и образы нартского эпоса. 

Специально нартскому эпосу посвящены две работы В.Г. Ардзинба. Выбор темы первой статьи (46) не случаен. Чудесное рождение героя из камня – самое распространенное и наиболее устойчивое сказание нартского эпоса абхазов. Детальный анализ этого глубоко архаичного сюжета открывает новые пути к решению проблемы происхождения нартского эпоса. Работа много шире, чем это обещает заглавие. В связи с определением архаической семантики одного сюжета автор касается почти всех сюжетов и мотивов эпоса. В этой сравнительной части данная статья – блестящий образец мастерства фольклористического анализа текстов. В преамбуле статьи ученый акцентирует внимание на том, что решению вопроса происхождения «основы» или «ядра» нартского эпоса должно предшествовать установление этой «основы». Критически оценивая взгляды исследователей, находящих в нартском эпосе следы мифологических тем из иранской или индоевропейской мифологии, либо обнаруживающих в эпосе следы реальных исторических событий, древних социальных и бытовых институтов, В.Г. Ардзинба призывает нартоведов к более тщательному, конкретному анализу сюжетов, мотивов и образов эпоса. В частности, как известно, французский ученый, мифологовед Ж. Дюмезиль к основе нартского эпоса относит деление нартов на три рода, характерное для осетинской версии эпоса, а отсутствие такого деления в других его версиях он объясняет изменением осетинских сказаний. Однако, как справедливо пишет В.Г. Ардзинба, «явления социальной практики действительно могут отражаться в эпосе, сохраняться в нем и после исчезновения соответствующего явления из быта, из сознания народа. Но они не вызывают к жизни сказание, не составляют его основы» (47). В другой статье, посвященной нартскому эпосу (48), В.Г. Ардзинба развивает и несколько расширяет анализ образа пастуха, проведенный в охарактеризованной выше его основной работе по нартскому эпосу. Для вскрытия семантики черт пастуха (спящего, скрючившись, среди скота в тени дерева, с гигантскими, длиною во весь рост бровями, с большими глазами, выступающими из орбит) автор привлекает, как всегда, большой сравнительный фольклорный и этнографический материал. Оказалось, что «приметы, подобные тем, которые характерные для образа пастуха, присущи и другим персонажам нартских сказаний» (49).

Названные работы В.Г. Ардзинба раскрывают глубинную семантику нартских текстов. Их можно характеризовать как первый настоящий опыт ритуально-мифологической реконструкции внутреннего смысла нартского эпоса абхазов. На основе конкретного сопоставительного анализа структуры эпоса и ритуальной практики ученый реконструирует устойчивые образы, сюжеты, мотивы и элементы нартских сказаний, которые рассматриваются им как компоненты единого целого; прослеживает их проявление в различных сюжетах эпоса и сопоставляет с ними хурритские, хаттские и хеттские тексты, и этнографические данные из традиции абхазо-адыгов. В результате подробного анализа характерных примет образов нартского эпоса («пастуха», великана-хранителя огня, агулщапа-дракона, великанши-ведьмы, великана-пахаря и великана-всадника), представленных в разных эпических сюжетах, В.Г. Ардзинба приходит к выводу о том, что все эти персонажи наделены чертами существа «иного», «потустороннего» мира, а все сюжеты, в которых они фигурируют, по своей структуре однотипны, представляют собой одну из возможных реализаций основной темы: «потери / отсутствия чего-либо – обретения». С этим согласуются и описания их места обитания и пути героя, устремляющегося к ним. Выводы ученого и применяемый им структурно-типологический, функциональный, семиотический и сравнительный методы в изучении нартского эпоса представляются весьма существенными и плодотворными для дальнейшего раскрытия архаической семантики различных образов, мотивов и сюжетов кавказской Нартиады.

Основным образам, сюжетам и мотивам, эпической контаминации, иножанровым проявлениям, другим поэтико-воззренческим и поэтико-стилевым аспектам, вопросам текстологии, классификации и систематизации текстов, составлению указателей абхазских нартских сказаний посвятил более 50 работ и автор этих строк, в числе которых – два монографических исследования (50). 

Абхазские нартские сказания в качестве сравнительного материала использовали (к сожалению, не в полной мере, из-за отсутствия научных изданий текстов) в своих работах многие исследователи, среди которых такие крупные эпосоведы, как Е.М. Мелетинский, Ж. Дюмезиль, У.Б. Далгат, А.И. Алиева, М.А. Кумахов. Исследования этих и целого ряда других ученых свидетельствуют о том, что разработка вопросов, связанных с кавказской Нартиадой – памятником культуры и искусства мирового значения, представляет большой научный интерес.

Проведенный обзор развития абхазского нартоведения показывает, что на сегодняшний день вопросы практической и теоретической текстологии эпоса (правильной фиксации, архивизации, расшифровки аудио- и видеозаписей, достоверной документированной публикации текстов и т.п.) оказываются самыми актуальными и первоочередными. 

Как выяснилось, основная часть ранних записей абхазских нартских сказаний увидела свет довольно поздно. (Кто знает, сколько здесь утеряно или ждет своего часа выявления?..) Кроме того, опубликованные эпические тексты далеко не безупречны в текстологическом смысле. В большинстве из них (изданных без соблюдения научных принципов текстологии) много неточностей из-за произвольных правок, которые затем переходили из одного издания в другое. При каждой публикации некоторые тексты редактировались заново, часто путались их паспортные данные. В результате такого вмешательства тексты «приобретали» искусственные варианты, удалялись от своей изустной основы и не соответствовали полевой записи. В них вносились существенные «исправления», сглаживающие диалектологические особенности, тексты редактировались ближе к литературному языку. Редакции подвергались все составные части текстов – лексика, поэтика, стиль, композиция, семантика. Очень часто встречаются пропуски слов, словосочетаний, замена их другими (литературными) словами, изменение их последовательности в предложениях. Составители различных сборников порой публиковали тексты, разделив их на части, как две разные записи. Песенная часть текста могла подаваться как одна запись, а прозаическая – как другая. Допускалось и сведение вариантов, записанных со слов разных сказителей. 

Однако следует отметить, что основная коллекция текстов абхазского нартского эпоса остается пока еще не изданной. Причем полевые записи в большинстве своем были сосредоточены в фольклорном фонде архива АбИГИ, и их ждала трагическая участь – сгореть вместе с другими уникальными материалами. (Архив Абхазского института горел дважды: в 1980 году – частично и во время грузино-абхазской войны (1992–1993 гг.) – полностью.) Сейчас абхазскими фольклористами ведется текстологическая работа по упорядочению уцелевших у разных собирателей материалов и по сбору новых текстов. О сохранности же абхазских эпических сказаний в памяти сказителей, их популярности в народе и в наши дни ярко свидетельствуют ежегодные экспедиции (индивидуальные, коллективные и комплексные) в районах Абхазии и в Турецкой Республике, в результате которых произведено немало аудио- и видеозаписей абхазских нартских сказаний вместе с другими фольклорными материалами. 

В завершение хочется с радостью сообщить о том, что в скором времени с божьей помощью будет снята основная эдиционная проблема абхазского нартоведения – отсутствие полного научного издания абхазских нартских сказаний, поскольку близится к завершению осуществляемая мною (с участием молодой фольклористки Н.С. Барциц) многолетняя и скрупулезная работа, итогом которой явится семитомник абхазского нартского эпоса на языке оригинала, куда войдут все дошедшие до наших дней сколько-нибудь ценные записи этого памятника (около 1000 текстов вместе с вариантами). Следом за ним предполагается реализация двуязычного академического издания текстов эпоса в серии «Эпос народов Евразии». Входящие в эти издания тексты станут подлинной и абсолютно надежной источниковой базой для дальнейшего изучения кавказской Нартиады, мифоэпические тайны которой все еще недостаточно разгаданы.

Зураб Джапуа - доктор филологических наук, академик АН Абхазии

Примечания

Источник: Учёные записки Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института Востоковедения РАН. Т. 1. Абхазия. М.: ИВ РАН. 2013. Отв.ред.: Скаков А.Ю.

Абхазия нарты традиционализм эпос

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: