Политическая культура адыгов: традиционные институты и их эволюция [Рецензия на книгу]
Публикации | Ирина БАБИЧ | 24.06.2013 | 14:00
От редакции. Публикуя текст рецензии Ирины Леонидовны Бабич на книгу Ю.Д.Анчабадзе, мы предполагаем наличие разных точек зрения на исследуемую монографию. В рамках научной дискуссии редакция сайта готова предоставить слово всем, кто сочтёт высказать собственную точку зрения по существу затронутых рецензентом вопросов.
* * *
Рецензия. Анчабадзе Ю.Д. Политическая культура адыгов: традиционные институты и их эволюция (вторая половина ХIХ в. – 1920-е годы). М., Институт этнологии и антропологии РАН, 2012. С.340.
Политическая антропология («антропология власти») как академическая дисциплина начала активно развиваться в мире в связи с «проблемой управления колониями» (1), и уже на рубеже 30-40 - х годов ХХ в., при изучении первобытных обществ Африки и других территорий достигла своего научного уровня (2). В последующие годы и в настоящее время сфера исследований в этой области значительная расширилась (см. библиографию (3)). В рамках данного научного направления постепенно предметом анализа политической антропологии стало не только политическое управление в архаических обществах, но и политическая культура тех традиционных обществ, которые были уже втянуты в более «развитые» политические системы и были подвержены процессу модернизации, т.е. со временем в мировой политической антропологии стала изучаться национальная и этнокультурная специфика политических отношений (4).
В России данное направление появилось еще в ХIХ в. и рассматривалось главным образом под углом «изучения власти» (Н.И. Зибер, М.М. Ковалевский, Н.Н. Харузин). В советские годы преимущественно развивалась политическая антропология народов Африки, Азии, т.е. зарубежных народов в рамках «потестарно-политической этнографии» (от лат. potestas – сила, мощь, господство, власть и т.п.) (5). В новейшее время данная дисциплина как академическая получила широко распространение в России с середины 1990-х годов (6). Изданы учебники по этой дисциплине (7), написаны многочисленные труды. C 2004 г. в Российской Ассоциации политических наук функционирует исследовательская комиссия по политической антропологии (8).
Одним из ключевых терминов политической антропологии стало понятие «политической культуры», под которым понимается система исторически, сложившихся, относительно устойчивых, воплощающих опыт предшествующих поколений людей установок, ориентации и моделей поведения (функционирования), проявляющихся в непосредственной деятельности субъектов политического процесса, фиксирующих принципы их отношения к этому процессу в целом, его основным элементам и тем самым обеспечивающих воспроизводство политической жизни общества. Автором понятия «политическая культура» является немецкий просветитель И. Гердер, изучавший проблемы взаимодействия культуры и политики (9).
И в 2013 г. в Российской академии наук появляется научная монография кандидата исторических наук Ю.Д. Анчабадзе «Политическая культура адыгов: традиционные институты и их эволюция (вторая половина ХIХ в. – 1920-е годы», в которой утверждается, что данное научное направление – политическая антропология, «не имеет истории развития как в мире, так и в России». Видимо, автор не счел возможным ознакомиться с ключевыми исследованиями, с основными теоретическими и практическими результатами.
Автор рецензируемой монографии подчеркивает, что объектом исследования монографии является политическая культура адыгов, которая ранее не изучалась, поэтому автор, видимо, не счел необходимым подготовить историографический обзор. Ю.Д. Аначабадзе пишет: «Изучение политической культуры этноса на адыгском и шире – кавказском историко-этнографическом материале – в отечественном кавказоведении проблема новая, не сформулированная в качестве специальной исследовательской задачи». Автор по непонятным причинам практически «смел» с научного горизонта десятки научных работ, в которых изучались ключевые вопросы политической культуры адыгов. Исследователи никогда не называли свои исследования модным словами - «политическая культура», тем не менее анализировали все те вопросы, на которых останавливается в своей работе Ю.Д. Анчабадзе.
Основными компонентами политической культуры являются:
1. ориентации, установки людей, в отношении существующей общественно-политической системы и строя в целом,
2. важнейшие правила общественно-политического поведения и деятельности (морально-этические ценности, национально - психологические и религиозные нормы поведения и традиции),
3. политические настроения, быстроменяющиеся политические взгляды, оценки и др.
Один из крупных исследователей политической культуры адыгов М.Н. Губжоков, отмечает, что «сама концепция политической культуры сформировалась в недрах западной политической науки.., изначально ориентированной исключительно на политическую практику. По сей день политическая культура остается концепцией, отражающей в основном реалии западного общества, причем на определенной стадии его развития. Ввиду этого политологи достаточно редко обращаются к изучению докапиталистических обществ, в то время как для этнологов предметом исследования являются именно традиционные культуры» (10). Таким образом, объектом исследования политической культуры адыгов – является, по сути, традиционная культура.
Важно различать политологический и этнологический подход к изучению политической культуры. По мнению специалиста в области политической антропологии Л.Е. Куббеля, основным отличием точки зрения политологов от этнологического подхода является рассмотрение первыми политической культуры как явления, принадлежащего «к политической системе, а не к культуре общества в целом как самостоятельной сфере исследования», в то время как в рамках интересующей нас темы более перспективным оказывается иной аспект проблемы: исследование политической культуры в качестве составной части культуры» конкретного этноса (11). В этом случае политическая культура оказывается структурным элементом соционормативной подсистемы культуры, занимающимся рассмотрением представлений о власти у конкретного этноса и складывающихся в соответствии с ними отношений властвования и политических институтов.
Ю.Д. Анчабадзе сформулировал, что его объектом исследования - все традиционные институты, связанные с властью -…, т.е. этнографические аспекты бытования власти в традиционных обществах адыгов.
Вопреки утверждениям Ю.Д. Анчабадзе, политическая культура адыгов и шире – народов Северного Кавказа за последние 20-40 лет широко изучалась в России. Работы, посвященные изучению политической культуры и политической истории народов Северного Кавказа, активно появились с 1980-х годов - начала 1990-х годов (авторы - Х.А. Алиев, М. Н. Губжоков М., С.Х. Мафедзев, А.И. Мусукаев, А.И. Першиц, Г.Х. Мамбетов, И.Л. Бабич, Э.Л. Коджесау, А.Ю. Чирг, Р.А. Ханаху, Р.С. Кандор, Х.С. Кушхов, Д.Н. Прасолов, Б.Г. Тлехас, Л.Х. Сабанчиевы и др.) (12). Политическую культуру других народов Северного Кавказа изучали Е.Г. Битова (на примере балкарцев), Е.А. Кобахидзе (на примере осетин) (13). На более широком северокавказском материале можно упомянуть работы М.А. Яндиева, Г.Н. Малахова, Н.М. Будаева (14), посвященные политической культуре народов Северного Кавказа.
Все представленные работы вообще не отражены в монографии Ю.Д. Анчабадзе. Авторы большинства этих работ обращались к тем же источникам (Центральный Архив КБР – 2, 6, 9, 34, 40, Р-2, 3, 5, 64, 65, 69.).), рассматривали те же самые традиционные институты власти и самоуправления, и пришли к тем же самым выводам, но ранее – на протяжении 20 - 40 лет. Тогда как новые архивы, которые нуждаются в обработке, а именно: партийный архив КБР, ГАКК до сих пор не использованы ни этим автором, ни авторами до него. Задача исследователя – использования разных типов источников, чтобы суметь дать всестороннее видение и анализ изучаемых проблем. Любопытно, что автор даже не обратился к такому источнику, как материалы путешественников, которых очень много. Важно подчеркнуть, что изучение традиционной системы управления невозможно без обращения источнику - законодательным и нормативным актам. Они широко использованы в докторской диссертации Е.А. Кобахидзе, посвященной политической культуре осетин.
Обратимся к разделам рецензируемой книги. Их всего два: первый раздел посвящен 1860-1910-м годам, второй – 1920-м годам. Подчеркнем, что монография не имеет сбалансированной структуры: если для первого раздела отведено всего 86 страниц, а для второго раздела почти в 3 раза больше – 226 страниц.
Первый раздел содержит три главы, тем не менее, представляется, структура раздела продумана слабо: автор во всех главах рассматривает одни и те же вопросы, а именно: - функционирование сельских сходов (первая глава - С.22 – 28, 51, вторая глава - С.52 – 62, третья глава - С.86), - институт старшин (первая глава - С.29 - 43, вторая глава, С.62 – 72, третья глава - С.96), - статус исламских лидеров (первая глава - С.45, вторая глава, С.72 – 74, третья глава - С.95), - традицию похищение невест, - статус доверенных лиц, - конфликты (воровство, кровная месть, оскорбление) и т.д.
Во втором разделе также содержатся три главы, в которых фактически речь идет об истории установления советской власти и социалистических преобразований, в том числе модернизации традиционных институтов – тех же самых, о которых идет речь в первом разделе, но уже применительно для другого исторического периода – 1920-х годов (изменения в положении женщин, создание КОВов, функционирование сходов, бытование института старшинства, статус исламских лидеров, анализ конфликтов и т.д.).
Важно подчеркнуть, что практически целиком выбранным для изучения Ю.Д. Анчабадзе традициям или как иначе говорят, традиционной культуре посвящены несколько монографий (Х.С. Кушховым, И.Л. Бабич, Е.Г. Битовой, М. Н. Губжоковым, С.Х. Мафедзевым, А.И. Мусукаевым, А.И. Першицем, Г.Х. Мамбетовым, Э.Л. Коджесау, Д.Н. Прасоловым, Б.Г. Тлехас, Л.Х. Сабанчиевым и др.) (15). Все они не отражены в рецензируемой монографии. Например, институты власти (съезды доверенных, аульные старшины), институт гостеприимства, институт кровной мести, взаимопомощи, характеристика общины, систему сельского самоуправления изучались подробно следующими авторами: Х.С. Кушховым, И.Л. Бабич, Д.Н. Прасоловым, М.А. Меретуковым (16), институт взаимопомощи: Б.Г. Тлехас, Л.Х. Сабанчиевым, Г.Х. Мамбетовым (17), статусы женщин и «старших» - Э.Л. Коджесау, Я.С. Смирнова, А.И. Мусукаевым, А.И. Першицем (18), конфликты и институт кровной мести - И.Л. Бабич в монографии «Правовая культуры адыгов», вышедшая в 1999 г. и до сих пор не прочитанная автором рецензируемой книги.
В монографии Х.С. Кушхова представлена прекрасная библиография по всем вышеуказанным темам, причем библиография включает всех авторов по данной теме, и среди них – на 2011 год лишь одна статья автора рецензируемой монографии (19). Тогда как сам автор Ю.Д. Анчабадзе не упомянул ни одну из вышеприведенных работ, в том числе и монографию Х.С. Кушхова. Поэтому понятно, что для автора рецензируемой монографии данная тема – новая, ранее никем не изученная. Он просто не счел необходимым изучить то, что было сделано до него.
Во многих вышеуказанных книгах рассматриваются вопросы политической антропологии адыгов. В частности, в своей монографии Р.С. Кандор, исследовавший традиционную политическую культуру западных адыгов, ставит вопрос об изучении политической антропологии адыгов (20). В статье Х.А. Алиева исследуются особенности устройства обществ у народов Северного Кавказа с учетом культурных, исторических, ментальных, религиозных и иных социо - психологических факторов и их взаимодействия с властями. В статье также проделана попытка дать краткое представление о политической культуре Северокавказского региона, о роли тухумно - тейповых отношений, о восприятии власти в сознании народов Северного Кавказа. Осуществлена постановка проблемы в области политической культуры осетин в работах Е. А. Кобахидзе, опираясь на методы и понятия в трудах Н.Н. Крадина, - основоположника теории и методологии политической антропологии, о котором я писала выше (21). Мы видим прекрасные работы по политической антропологии народов Северного Кавказа. На эти работы можно опираться. Так, цель докторской диссертации Е.А. Кобахидзе - «комплексная разработка проблем исторического взаимодействия традиционной и государственно-правовой системы на примере Осетии». Объект исследование – осетинского общество как целостной социальной системы, не выделяя лишь крестьянство. Это грамотный и глубокий подход. Автор показывает методику подходов к изучению традиционной системы управления (22).
В плане методологии ключевой работой по политической антропологии адыгов можно рассматривать работу М.Н. Губжокова «Эволюция традиционной политической культуры западных адыгов в период Кавказской войны» (23).
Прежде всего автор рассматривает понятие «политической культуры», которое достаточно многогранно и может приобретать различное содержание в зависимости от подхода (24). Ключевым понятием в политической культуре адыгов, как считает М.Н. Губжоков, является комплекс представлений о лидерстве, так и сама система лидерства (военные лидеры и др.) Автор рассматривает различные критерии, по которым устанавливается лидерство (военный, социальный, интеллектуальный, возрастной, религиозный и т.д.). Главным вопросом в системе лидерства стал сословный фактор, на основе которого главным образом и формировалась политическая элита в адыгском обществе. М.Н. Губжоков анализирует изменение статуса адыгской знати как политических лидеров.
М.Н. Губжоков подчеркивал, что «подобно тому, как культуру любого конкретного этноса можно представить как результат взаимодействия элитарной и народной культур, так же и в сфере самой политической культуры вполне закономерно выделение по тому же принципу двух политических субкультур. При этом все структурные элементы политической культуры, тенденции их трансформации будут зависеть от соотношения традиций, присущих каждой из данных субкультур. В частности, для Западной Черкесии это явление выразилось в образовании и существовании до конца Кавказской войны двух обществ (т.н. «аристократического» и «демократического»), грань между которыми пролегла именно по степени преобладания элитарных или народных политических традиций (25).
О невозможности разделения при изучении политической культуры на политическую культуру привилегированных слоев и политическую культуру крестьян писали и другие адыговеды. Так, С.Х. Мафедзев, изучавший все стороны адыгской культуры и формы ее передачи в ХIХ – ХХ вв., подчеркивал, что «достаточно сложно отчетливо разделить сословно-классовые аспекты межпоколенной трансмиссии культуры адыгов: во - первых, социальные слои представляли собой не только две противостоящие категории, но и целый спектр таких категорий, во-вторых, некоторые нормы, выработанные в высших слоях, часто становились референтными для низших» (26).
Между тем, Ю.Д. Анчабадзе в своей монографии определяет объект своего исследования – политическая культура исключительно крестьянства. Традиционные институты могут быть в разных сферах жизни, в том числе и вне крестьянской общины, поскольку социальная структура некоторых адыгских народов предполагала различные социальные ячейки общества. Однако автор ни в названии своей книги, ни во введении не пишет о том, что он сужает тему исследования – изучение традиционных институтов только в рамках крестьянской общины. В силу этого рассматривать лишь народных лидеров без их взаимосвязи с политической знатной элиты – значит не оценивать весь комплекс проблем, связанных с политической культуры адыгов. Как нам представляется, это методогическая ошибка рецензируемой монографии.
Именно М.Н. Губжоков в своей работе ставит важный вопрос: почему в адыгском обществе не сформировались крупные лидеры общенационального масштаба. Автор связывает это с «многообразием интересов, расколовшее адыгское общество». Ю.Д. Аначабадзе даже не ставит перед собой решение таких ключевых вопросов для политической культуры адыгов.
И, наконец, М.Н. Губжоков сформулировал фундаментальный вопрос, который следует исследовать в рамках политической культуры адыгов, шире – политической антропологии адыгов, а именно - проблему формирования адыгской государственности и соответственно политических институтов и политического сознания адыгов. Целый ряд авторов, занимающихся политической историей и культурой адыгов, сформулировали вопрос о наличии предпосылок и зачатков формировании адыгской государственности в ХIХ в. (А.Ю. Чирг и др.). К 1860-м годам, времени, к которому обратился Ю.Д. Анчабадзе, в адыгском обществе сложилась крайне интересная ситуация. А.Ю. Чирг указывал, «с конца ХVIII – до начала 60-х годов ХIХ шел противоречивый, но в целом поступательный процесс государственно-политической консолидации западных адыгов… Стремление к созданию единого государства было обусловлено как необходимость обороны, так и тенденцией внутреннего социально-экономического развития» (27). И именно царское правительство, по мнению А.Ю. Чирга, не позволило завершить закономерный процесс образования централизованного Черкесского государства. Между тем Ю.Д. Анчабадзе данную, ключевую, для политической антропологии адыгов, - процесс государственно-политической консолидации в контексте политической культуры, даже не затронул и не рассматривал.
Выводы Ю.Д. Анчабадзе представляются нам не новыми, ранее уже не раз сделанные другими адыговедами на протяжении более 20-40 лет изучения традиционных институтов адыгов. Подчеркнем, что единственным «новым» и крайне необоснованным, на наш взгляд, выводом автора рецензируемой монографии является вывод о том, что «культурно - бытовые особенности (имеются ввиду крестьянской общины) оставались на обочине внимания специалистов» (С.334).
Ю.Д. Анчабадзе, обращаясь к истории традиционных институтов во второй половине ХIХ - начала ХХ вв., делает вывод о том, что «формы социально-политической жизни адыгского аула обусловливались включенностью этой территориальной единицы в систему низового аппарата Российской империи» (С.334.) и «не теряли своей актуальности традиционные общинные нормы самоуправления» (С.335).
По теме «традиционные институты в общественном быту адыгов» написано более сотни работ, о чем мы попытались написать выше. Представляем лишь некоторых из них: Х.С. Кушхов изучал все стороны традиционного кабардинцев – как одного из крупных субэтносов адыгов с 1860-х по 1910-е годы (28). Автор сделает следующий вывод: «Проведенное исследование позволяет говорить о том, что развитие традиционного общества Кабарды в конце ХIХ – начале ХХ в. имело признаки частичной модернизации. Она заключалась не в целостном обновлении, а в его постепенной адаптации к тем условиям, которые складывались в результате включения Кабарды в состав Российской империи после 1822 г. В пореформенные годы этот процесс продолжался, но он не сопровождался разрушением традиционных институтов общественной саморегуляции, а ограничивался постепенным сужением сферы их функционирования. Некоторые из них трасформировавшись, органично встраивались в изменяющуюся систему социально-экономических отношений, содействуя сохранению традиционных основ кабардинского общества» (29). Другой исследователь Р.С. Кандор, исследовавший традиционную политическую культуру западных адыгов, сделал вывод, что к 60-м годам ХIХ в. произошла мощная модернизация традиционной системы управления адыгского общества (30). По западным адыгам об этом писал М.Н. Губжоков, который выявил, что «описанный выше комплекс политических представлений и властных институтов, свойственный западным адыгам, в специфических условиях Кавказской войны претерпел значительные изменения, которые были следствием как внутренней эволюции, так и сложного процесса взаимодействия традиционной политической культуры с иноэтничными политическими культурами» (31). И.Л. Бабич, изучая такие традиционные политические институты как институт кровной мести и др., отмечала, что модицицируясь, данные институты сохраняли свои позиции в пореформенной адыгской общине и позднее – в 1920-е годы (32). Е.А. Кобахидзе, на основе осетинского материала, делает вывод о сохранении традиционного местного самоуправления и встраивании его в общую государственную систему (33). То же самое можно сказать о характере эволюции всех исследуемых институтов общественного быта, о которых мы писали выше. Выводы о их развитии содержаться во всех выщеуказанных работах (34).
Как нам представляется, для дальнейшего углубления в изучении политической антропологии на примере адыгов следовало исследовать именно основные направления политических позиций адыгов, характер и формы деятельности, а также последствия этой деятельности. Кроме того, следовало бы уделить особое внимание персоналиям и рассмотреть историю политической деятельности основных политических лидеров адыгов. Основные модели политического поведения адыгов: т.н. «российско-имперская политическая», «казачья», «антироссийская», «исламская», «национальная», «гражданская» и т.д. После анализа данных политических позиций, следовало бы показать основных лидеров данных направлений. Подчеркнем, что западные адыги и кабардинцы как во второй половине ХIХ – начале ХХ века, так и в 1920-е годы, имели разное соотношение данных моделей: они были в разной степени представлены в данных обществах. Опираясь на формы политического устройства, следовало ответить на вопрос: какие модели политического поведения адыгов могли появиться, исходя из того политического устройства, которые внедрила Россия? Формировала ли российская власть гражданское общество?
Таким образом, рецензируемая монография вводит читателей в заблуждение относительно степени изученности данной проблематики. Многочисленные работы в области адыговедения вышли задолго до книги Ю.Д. Анчабадзе и выводы данных авторов, сделанные ранее, в большинстве случаев идентичны с теми выводами, которые представлены в рецензируемой монографии. Представляется, что выбранный автором подход – игнорировать научное богатство, которое сложилось к 2010-м годам, не совсем научен и неэтичен и вряд ли будет принят в научном сообществе. Рецензируемая монография не является оригинальным, новым научным исследованием и мы не можем, к сожалению, поздравить с автора с выходом его первой научной самостоятельной монографии.
Ирина Леонидовна Бабич – д.и.н., главный научный сотрудник отдела Кавказа ИЭА РАН
Примечания
(1) Крадин Н.Н. Политическая антропология. М., 2004. С. 31-34.
(2) См. Э. Эванс-Причард, посвященных исследованию политической жизни нилотских народов: «Нуэры» и «Политическая система ануаков», коллективный труд «Политические системы Африки (под редакцией Э. Эванса-Причарда и М. Фортеса).
(3) Cohen R. Political Anthoropology // Handbook of Social and Cultural Anthropology. Chicago. 1973, P.861 – 881.
(4) Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии / Сост. и отв. ред. В. В. Бочаров. Т.1,2? СПб., 2006, 2007; Бочаров В. В.Политическая антропология и общественная практика // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Том 1. № 2. С. 131—145; Крадин Н. Н. Политическая…; Лефорт К. Формы истории. Очерки политической антропологии. — СПб.: Наука, 2007; Политическая антропология (под ред. Ильина В. В.). М., 1995; Гавров С. Н. Политическая культура // Социокультурная антропология: история, теория, методология. Энциклопедический словарь. М., 2012; Cheater, A. The Anthropology of Power: Empowerment and Disempowerment in Changing Structures. London, 1999; Lem, W., and Leach, B. Culture, Economy, Power: Anthropology as Critique and Praxis. Albany, 2002; Lewellen, T. C., Political Anthropology: An Introduction. London, 2003.
(5) Зотова Ю.Н. Традиционные политические институты Нигерии. М., 1979.
(6) Тишков В.А. Политическая антропология. Lewiston etc.: Edwin Mellen Press, 2000; Тишков В.А. Новая политическая антропологи// Журнал социологии и социальной антропологии, Т. IV, № 4, 2001.
(7) Крадин Н.Н. Политическая…
(8) Крадин Н.Н. Современные тенденции политической антропологии // Политическая антропология традиционных и современных обществ. Владивосток, 2013, С.219-241.
(9) Гайм Рудольф. Гердер, его жизнь и сочинения. Т.1. М., 2011.
(10) Губжоков М. Эволюция традиционной политической культуры западных адыгов в период Кавказской войны // Информационно-аналитический вестник отдела истории АРИГИ. Вып.1., Майкоп, 1999, С.66 -71
(11) Там же.
(12) Губжоков М. Эволюция…; Алиев Х.А. Политическая культура и традиции горских народов Северного Кавказа // журнал «Политология». 2010. № 5; Мафедзев С.Х. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов. Нальчик, 1991; Коджесау Э.Л. Положение женщины в адыгском обществе в прошлом // Культуры и быт адыгов. Вып.9. Майкоп, 2001, С.24-41; Чирг А.Ю. Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-Западного Кавказа. М., 2002, С.183; Кандор Р.С. Трансформация системы управления западных адыгов (конце ХVIII – 60-е годы ХIХ годы). М., 2009; Кушхов Х.С. Социально-политическое и этнокультурное развитие Кабарды в пореформенное время. Нальчик, 2011; Прасолов Д.Н. Кабардинская сельская община во второй половине ХIХ – начале ХХ вв. Нальчик, 2001, автореферат канд. ист. н.; Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1992; Мамбетов Г.Х. Традиционная культура кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 2011; Бабич И.Л. Правовая культура адыгов. М., 1999; Ханаху Р.А. Традиционные культуры Северного Кавказа. Ростов на Дону, 2001.
(13) Битова Е.Г. Социальная история Балкарии ХIХ в. Сельская община. Нальчик, 1997; Кобахидзе Е.А. Осетия конца ХVIII – начала ХХ в.: опыт исторического взаимодействия традиционного и государственно-административного управления. Спб., 2012. Автореферат д. и.н.
(14) Яндиев М.А. «Древние общественно-политические институты народов Северного Кавказа» М., 2008; Малахова Г.Н. Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце ХVIII – ХIХ вв. Ростов на Дону, 2003; Будаев Н.М. Очерки политической истории Северного Кавказа. Нальчик, 2007;
(15) Битова Е.Г. Модернизирующие реформы на Северном Кавказе и местные политические традиции: отторжение или адаптация // RES PUBLIKA. Вып.1., 2000, С.163-194; Битова Е.Г. Политико-административная интеграция в Российской империи и ее северокавкахская периферия в ХIХ в. // Сборник научных трудов молодых ученых КБГУ. Нальчик, 1998, С.38-42; Будаев Н.М. Очерки…; Губжоков М. Эволюция…; Алиев Х.А. Политическая…; Мафедзев С.Х. Межпоколенная…; Коджесау Э.Л. Положение женщины в адыгском обществе в прошлом // Культуры и быт адыгов. Вып.9. Майкоп, 2001, С.24-41; Чирг А.Ю. Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-Западного Кавказа. М., 2002, С.183; Кандор Р.С. Трансформация системы управления западных адыгов (конце ХVIII – 60-е годы ХIХ годы). М., 2009; Кушхов Х.С. Социально-политическое…; Прасолов Д.Н. Кабардинская….; Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные…; Мамбетов Г.Х. Традиционная…; Бабич И.Л. Правовая….
(16) Кушхов Х.С. Социально-политическое… С.54-87, 126, 129, 176, 177; Прасолов Д.Н. Кабардинская…; Меретуков М.А. Образ жизни и нормативно-организационные функции сельской общины у адыгов // Культура и быт адыгов. Вып.7., 1988, С.23-29; Бабич И.Л. Правовая…
(17) Тлехас Б.Г. Традиция взаимопомощи в соционормативной культуре адыгов // Культура и был адыгов. Вып.8, 1991, С.43-65; Сабанчиев Л.Х. Института взаимопомощи в системе жизнеобеспечения кабардинцев // Сборник молодых ученых и аспирантов. Нальчик, 2009, С.35-48; Мамбетов Г.Х. Традиционная культура кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 2011.
(18) Коджесау Э.Л. Положение… С.24-41; Смирнова Я.С. Семья и семейный быт // Культура и быт народов Северного Кавказа. Под ред. В.К. Гарданова, М., 1968, С.185-274; Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные… С.153, 175.
(19) Кушхов Х.С. Социально-политическое… С. 180-198.
(20) Кандор Р.С. Трансформация… С.27.
(21) Кобахидзе Е.А. Политическая культура… С.68-81.
(22) Кобахидзе Е.А. Осетия конца ХVIII – начала ХХ в.: опыт исторического взаимодействия традиционного и государственно-административного управления. Владикавказ, 2010. С.14-15.
(23) Губжоков М. Эволюция… С.66 -71
(24) Там же.
(25) Там же.
(26) Мафедзев С.Х. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов. Нальчик, 1991, С.11.
(27) Чирг А.Ю. Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-Западного Кавказа. М., 2002, С.183.
(28) Кушхов Х.С. Социально-политическое…;
(29) Кушхов Х.С. Социально-политическое… С.178.
(30) Кандор Р.С. Трансформация системы управления западных адыгов (конце ХVIII – 60-е годы ХIХ годы). М., 2009, С.153-160
(31) Губжоков М. Эволюция… С.66 -71
(32) Бабич И.Л. Правовая… С.227, 231.
(33) Кобахидзе Е.А. Осетия … С.43-44.
(34) Бабич И.Л. Народные традиции в общественном быту кабардинцев. М., 1995, С.110-111.
Материал представлен к публикации в журнал "История государства и права", 2013 г.
историография культура политика и право черкесы этничность / этнополитика
