О некоторых особенностях процесса глобализации на Северном Кавказе
Публикации | Абдулгамид БУЛАТОВ | 24.03.2011 | 22:51
Процессы глобализации в современный период втягивают в свою орбиту самые разные народы, живущие в различных регионах мира. Северный Кавказ в этом отношении не является исключением. Но здесь они имеют свою специфику, определяемую социальными, этноконфессиональными, историко-культурными особенностями региона, географически расположенного между Западом и Востоком, соединяющего в себе черты того и другого и имеющего вместе с тем свою неповторимую самобытность.
Общепринятыми признаками глобализации являются интернационализация жизни общества, нивелирование этнических, культурных, территориальных и иных особенностей, урбанизация, приводящая к преобладанию городского населения в сравнении с сельским, рост миграций, уменьшение рождаемости. Это сопровождается унификацией повседневной культуры и быта по неким международным (читай, западным) стандартам жизни.
Все это имеет место в разных масштабах в различных республиках Северного Кавказа, где идут во многом схожие процессы в политической, социальной, конфессиональной сферах. Но наиболее показательный пример в этом отношении дает, как представляется, Дагестан, где ярко проявляются как действие основных факторов глобализации, так и их неоднозначность, противоречивость. Во взаимодействии этих составляющих существует определенная диалектика, которую условно можно назвать рычагами и тормозами глобализации. При этом некоторые факторы сочетают в себе одновременно черты обеих взаимосвязанных и противоречивых сторон этого процесса. Рассмотрим их последовательно.
Приобщение к ценностям современной цивилизации наиболее ярко проявляется в быстром и широком распространении достижений технического прогресса в их прикладном аспекте, в первую очередь — средств коммуникации. Мобильная связь, Интернет, кабельное телевидение — все это уже с конца 1990-х гг. стало частью повседневной жизни не только в городской среде, но и отчасти в сельской местности, в первую очередь в крупных населенных пунктах. Вчерашние переселенцы с гор, из которых мало кто интересуется и знаком с серьезными достижениями современной науки и культуры — литературы, искусства (в этом они, впрочем, не сильно отличаются от среднестатистического московского школьника или студента, которые свои сочинения, рефераты или курсовые скорее скачают из Интернета, особо не вникая в их содержание, чем пойдут в библиотеку) и которые вряд ли определят, чем отличается постмодернизм, к примеру, от конструктивизма, без труда объяснят, чем, скажем, телефон Nokiaпоследней модели отличается в лучшую сторону от соответствующих моделей LGи Samsungили наоборот. Они легко осваивают Интернет, создают собственные сайты и участвуют в масштабных Интернет-проектах. Последние 2 — 3 года одним из быстро развивающихся видов предпринимательской деятельности стало открытие компьютерных салонов и интернет-кафе. Крупные компании общероссийского уровня — «Мегафон», «Билайн», «МТС» активно проникают на местный рынок. В Махачкале практически в каждом квартале действуют салоны сотовой связи. В меньших масштабах, но достаточно быстро подобное происходит и в других северокавказских столицах — Владикавказе, Назрани и т.д. Медленнее, но все же меняются и другие стороны рынка бытовых услуг. Наряду с действующим наследием эпохи 1990-х гг.— оптовыми рынками и коммерческими магазинами, появляются современные супермаркеты по образцу московских. Помнится, когда такой магазин, один из первых в городе, появился года два назад в моем родном районе, туда поначалу многие из местных жителей ходили как на экскурсию. Крупные сетевые компании типа «Пятерочки», «Копейки» и др. понемногу проникают в регион, постепенно оттесняя местных монополистов в сфере поставки и реализации товаров.
Одной из особенностей экономики, сложившейся на Северном Кавказе в постсоветский период, является то, что большая часть трудоспособного населения занята в сфере обслуживания. Доставка и продажа продуктов питания, одежды, бытовой техники, мебели, строительных материалов и пр., а также грузо- и пассажироперевозки составляют основной род занятий жителей городов и пригородных поселков, главным образом, недавних мигрантов с гор. Другая, значительно меньшая часть общества, представленная местными чиновниками и членами их семей, строит свое благополучие на основе перераспределения денежных средств, поступающих из центра, а также за счет теневых отчислений из указанного ранее сектора экономики. И последний сегмент местного общества — это наименее обеспеченная и защищенная часть населения в лице учителей, врачей, инженеров, научных и культурных работников, т. е. госслужащих, не попадающих в разряд чиновничества и составляющих в силу своего интеллектуального потенциала и образовательного уровня основу российского, конкретно — русскоязычного культурного влияния на Северном Кавказе.
В общем, существующую здесь экономику можно охарактеризовать как паразитическую, при которой на месте ничего не производится, но при этом все друг другу что-то продают, и которая функционирует главным образом за счет дотаций из центра. Следует иметь в виду, что это не традиционная форма экономики как для Дагестана, так и для всего Северного Кавказа в целом. До начала реформ 1990-х гг. во всех северокавказских республиках существовали промышленные предприятия, обеспечивавшие работой большую часть городского населения. При этом в Дагестане были предприятия союзного значения, в том числе военные заводы, и он не относился к числу дотационных республик.
Не имеет аналогий современная ситуация и с более ранним, дореволюционным периодом, когда существовал традиционный обмен продуктами животноводства и зерном между горами и равниной. В принципе, такое разделение труда, обусловленное естественно-географическими условиями, существует и в настоящее время. Но благодаря монополизации рынка посредниками сложилась абсурдная ситуация, когда продукция местного производства стоит здесь столько же, а то и дороже, чем там, куда ее привозят за тысячи километров. Например, цена мяса на рынке в Махачкале ненамного ниже, чем в Москве, а фрукты, произрастающие в республике, стоят здесь дороже, чем в столице.
Такой уклад, функционирующий уже около полутора десятков лет, не соответствует потребностям дальнейшего развития. С одной стороны, он консервирует существующие проблемы социально-экономического характера, не давая им сколь-нибудь удовлетворительного разрешения. С другой — в условиях прироста населения как в силу естественных причин, так и в результате усиленной миграции с гор на равнину, он уже не дает возможности для реализации имеющихся трудовых ресурсов.
Точных данных о количестве внутренних мигрантов нет, и, насколько удалось выяснить, такие исследования специально не проводились. Но масштабы переселения с гор видны невооруженным глазом при посещении республики. Менее десяти лет назад территория от аэропорта до Махачкалы представляла собой бесплодную солончаковую степь, где было несколько небольших поселков. Сейчас почти все это пространство плотно застроено частными домами. Так же быстро осваиваются пригородные земли к северу от Махачкалы. В недалеком будущем прогнозируется, по словам мэра столицы С. Д. Амирова, слияние Махачкалы с городом-спутником Каспийском и пригородными поселками и превращение ее в город-миллионник, крупнейший на Северном Кавказе.
Переселение горцев на равнину приводит к изменению этнического состава ее населения, в том числе городского. В Дагестане наибольшее количество мигрантов в 1990-х — начале 2000-х гг. составляют представители аварского этноса и консолидированных с ним малых народов. Последние десятилетия они активно расселяются в северной равнинной части Дагестана, где ранее преобладающим было кумыкское население, а также в столице республики и расположенных рядом с ней населенных пунктах. В городах Хасавюрте и Кизляре аварцы уже с конца 1980-х — начала 1990-х гг. составляют наиболее
динамично растущую часть населения в сравнении с проживающими здесь кумыками и русскими. Одним из следствий массового неконтролируемого переселения горцев на равнину является рост социальной и межнациональной напряженности, находящий выражение, в частности, в деятельности кумыкского национального движения «Тенглик». Активисты этого движения выдвигают требования создания Кумыкской автономии, освобождения от переселенцев ранее исторически населенных кумыками территорий.
Лезгины и малые народы лезгинской группы при переселении с гор в значительной степени оседают в плоскостной части Южного Дагестана и Дербенте, даргинцы традиционно больше поселяются в Избербаше, Каспийске, а также в Махачкале. Лакцы большей частью давно уже живут в городах, в первую очередь в Махачкале.
Следует отметить, что переселение с гор осуществлялось еще в советский период, но тогда оно не носило стихийного характера и имело другие последствия в социальном и культурном отношениях.
Говоря о миграции, необходимо учитывать изменение не только этнического состава населения городов и равнинных районов, но и его культурного облика. Ранее, до приобретения внутренними миграциями неконтролируемого характера, городская среда перерабатывала мигрантов. Желая того или нет, они вынуждены были в новых условиях приспосабливаться к городской культуре и принимать ее. Сейчас иная ситуация. Количество мигрантов таково, что уже не город перерабатывает их, а они приспосабливают город под привычные им формы жизнедеятельности. Это проявляется во многих бытовых деталях, из которых приведем две, получившие широкое распространение с середины 1990-х гг. Где-то с этого времени при приобретении квартиры в городе вдруг необычайно популярны стали первые этажи, а старая формула, присутствовавшая в объявлениях о покупке или обмене квартиры, — первый и последний этажи не предлагать,— потеряла свою актуальность (во всяком случае, в первой своей части). Бывшие сельские жители, переезжая в город, стремились купить квартиру именно на первом этаже, после чего проводили себе в обход всех законов отдельное водоснабжение и канализацию, огораживали в личную собственность участок палисадника перед окнами своей квартиры, у кого хватало средств, делали пристройку и таким образом получали жилище, совмещавшее в себе черты городской квартиры и дома с приусадебным участком. Наряду с этим при покупке квартиры, независимо от этажа, обязательно в коридоре делалась арка, имитировавшая традиционную форму входа в горское жилище.
Кроме этого, многие переселенцы с гор поселяются в пригородных поселках. Причиной этого является как дороговизна жилья в городе, так и то, что в частном секторе в пригородной зоне можно во многом воспроизвести привычный бытовой уклад сельской жизни, при этом имея доступ к преимуществам городской жизни. И если в отношении мигрантов, живущих в городах, все-таки можно говорить о постепенном восприятии ими черт городской культуры и быта и об определенном нивелировании на уровне уже второго поколения этнокультурных особенностей, то в многочисленных поселках, входящих в столичную агломерацию, воспроизводится нечто совсем иное. Их постоянно растущее население, как уже указывалось, в основном занято мелким бизнесом в сфере торговли, грузо- и пассажироперевозок, обслуживания. При сохранении многих черт сельского быта там неизбежно в результате новых условий жизни, воздействия городской цивилизации происходит размывание традиционных мировоззренческих и этических представлений. При этом влияние городской культуры не настолько сильно, чтобы произошло замещение одного уклада жизни и связанных с ним представлений другим. Получается некая симбиозная форма, которая, учитывая нерешенность многих социальных проблем, оказывается очень восприимчива к воздействию исламистской, в том числе так называемой ваххабистской идеологии, а также, учитывая преимущественную этническую принадлежность ее носителей, к распространению этноцентристских взглядов. И эта симбиозная, по сути, маргинальная культура сама себя воспроизводит в расширенном виде, учитывая естественный прирост населения и, самое главное, непрекращающуюся миграцию, представляя собой основную социальную базу для любых форм радикализма.
Исламский радикализм в форме ваххабизма находит себе последователей главным образом среди молодежи, наиболее чувствительной к социальной несправедливости и восприимчивой к основанной на ее критике риторике ваххабитских идеологов. В настоящее время можно говорить о наступлении нового этапа в развитии ваххабизма в Дагестане и на Северном Кавказе в целом. После разгрома ваххабитов в Дагестане в 1999 г. в их движении был период спада. Существовали отдельные, небольшие численно группы, совершавшие теракты, направленные в первую очередь против сотрудников милиции, но широкого распространения их деятельность не имела. Сейчас происходит увеличение числа сторонников ваххабизма. Меняется их образовательный уровень: среди современных последователей ваххабистской идеологии немало людей, имеющих хорошее религиозное образование, сочетающееся со светским.
Ваххабизму в Дагестане противостоит так называемый традиционный ислам в форме суфизма. Суфизм уже в 1990-е гг. в ходе борьбы с ваххабизмом утратил свой первоначальный характер мистической практики, доступной только узкому кругу посвященных. Число последователей местных суфийских шейхов стало массовым, а использование суфийской идеологии и суфийских сообществ для противостояния распространению чуждой идеологии привело к обмирщению и политизации суфизма.
Кроме этого, следует отметить появление нового, отчасти симбиозного по отношению к оппозиционным друг другу направлениям течения в исламе. Оно представлено мусульманами молодого и среднего возраста, которых можно назвать неотрадиционалистами. В отличие от прежних традиционалистов, опиравшихся на распространенные у народов Дагестана обычаи, традиции, адаты, не связанные с исламом, а существовавшие до ислама и впоследствии параллельно с ним, не противореча ему, неотрадиционалисты представляют собой мусульман умеренного толка, для которых традиционная культура не является приоритетом и которые имеют весьма слабое о ней представление. Они исходят из вторичности внутриисламской дифференциации и первичности противопоставления исламского мировоззрения и всего остального. Они умеренны по сравнению с ваххабитами, но более ортодоксальны с позиций коранического ислама по сравнению с прежними традиционалистами. Численность их пока сравнительно невелика относительно тарикатистов и ваххабитов, но это динамично растущая группа мусульман, для которой характерно более основательное религиозное и светское образование.
Несмотря на немногочисленность, эта группа в недалекой исторической перспективе, как представляется, во многом будет определять облик ислама в регионе и воздействовать на процессы как в исламских общинах, так в отношениях их с государством. По своим воззрениям эта группа сближается с умеренными приверженцами салафитской идеологии, которые составляют большинство ее последователей по сравнению с экстремистским подпольем. Носители так называемого «традиционного ислама» утратят свое влияние в силу естественных причин, поскольку все они являются людьми старшего возраста. Их место займут неотрадиционалисты, которые разделят эту нишу с последователями современного политизированного суфизма, которые так же мало имеют отношение к традиционному суфизму, как и неотрадиционалисты к народным традициям и так называемому «народному» или «бытовому» исламу. Это тоже один из аспектов глобализации. Появление новых течений в исламе служит своеобразным ответом на, как принято сейчас говорить, вызовы времени. Это форма консервативной реакции на меняющиеся условия в окружающем мире.
На мой взгляд, более адекватным ответом были бы модернизационные процессы в исламе, направленные не на противопоставление ислама и себя как его последователей окружающему миру в той или иной форме (от пассивной духовной оппозиции до активного вооруженного сопротивления), а на возможно более полную интеграцию в него при сохранении гуманистического содержания ислама и лучшего из того, что есть в народных традициях. Однако таких процессов сейчас на Северном Кавказе нет. Идеология исламского модернизма не имела здесь распространения ни раньше, ни теперь. Но своего рода парадокс состоит в том, что неотрадиционалисты в очень недалеком будущем, возможно, уже через несколько десятилетий, станут самыми настоящими традиционалистами наподобие тех, кому на смену они сейчас приходят. Они станут выразителями и защитниками того симбиозного облика ислама, который возникнет и закрепится из взаимодействия различных направлений и течений как нечто среднее и как результат приспособления этого среднего к условиям жизни. Тот традиционный ислам,который сейчас уходит, тоже представляет собой результат адаптации к условиям, в которых происходило его распространение и утверждение в прошлом.
Наряду с этими направлениями ислама и другими традиционными для России в целом и имеющими давнюю историю существования здесь религиями — православием и иудаизмом, в Дагестане в постсоветский период появились общины последователей иных, новых для местной культурной традиции религий. Представление об их количественном и качественном составе может дать следующая таблица (1).
Нетрадиционные религиозные организации (группы), действующие на территории Республики Дагестан
См. таблицу
Примечание: жирно выделены движения, количество прихожан которых неизвестно. Курсивом выделено движение около 50 человек. Все сведения неофициальные.
Участие в подобных нетрадиционных религиозных организациях характерно в основном для двух групп населения — части студенческой молодежи, в силу некоторых причин склонной дистанцироваться от господствующей религии, и представителей местной интеллигенции среднего и старшего возраста — учителей, журналистов, литераторов, художников и др. Общим и для одной, и для другой группы является наличие определенного уровня знаний, дающего представление о том, что ислам — не единственное направление духовного развития из возможных часто сочетающееся с отрицательным отношением к нему ч за неприятия фанатизма и ограниченности его местных последователей (как официального духовенства, так и оппозиционных ему ваххабитов).
Период расцвета и наибольшего распространения всякого рода традиционных учений пришелся на середину 1990-х — начало 2000-х гг., что вполне закономерно совпадает с кризисным для общества в том числе в мировоззренческом отношении, периодом. В настоящее время число их последователей, как это указано в вышеприведенной таблице, невелико. Вместе с тем можно, как представляется, прогнозировать сохранение и некоторое расширение данной ниши я сфере общественного сознания. Это будет связано как с дальнейшим проникновением в регион иных мировоззренческих подходов и концепций в ходе развития культурного аспекта глобализации, так и с наличием определенной социальной базы в лице, с одной стороны, представителей местной интеллигенции, оппозиционных де-факто происходящему процессу исламизации общественной жизни, а с другой - пресыщенных и ищущих новых впечатлений членов семей представителей местной элиты (по неофициальным данным, именно среди них более всего последователей сатанизма).
Что касается динамики роста числа межэтнических браков и показателей детности, то, как уже указывалось, специальные исследования по этому поводу в связи с миграциями, насколько удалось выяснить, не проводились (в отличие от советского периода, когда эти и другие проблемы, касающиеся мигрантов, являлись предметом специальных исследований). По моим собственным наблюдением, для молодых людей, строящих свои отношения, национальная принадлежность в последние годы не является значимой. Главным является общность современных культурных стереотипов, и не последнее место занимают социальное положение и имущественная состоятельность брачующихся. В отношении рождаемости в среде мигрантов основная тенденция такова: в первом поколении количество детей не отличается от тех показателей, что характерны для прежнего места жительства в сельской местности (для жителей Южного Дагестана — лезгинов и народов лезгинской группы — традиционно характерна многодетность — 5-7 и свыше детей, для народов, проживающих в Северном Дагестане — аварцев и малых народов аварской группы, даргинцев 3-5 детей, лакцев — 2-3 детей). В последующем, на уровне 2—6 поколений мигрантов в городской среде показатели детности не отличаются от показателей, характерных для старожильческого городского населения, и составляют в среднем 2 — 3 детей.
Возвращаясь к тезису о рычагах и тормозах процесса глобализации на Северном Кавказе, отметим, что в качестве таковых здесь, как представляется, выступают внутренняя миграция из сельских, преимущественно горных районов на плоскость, и в первую очередь в города, распространение исламского радикализма и сложившийся в пореформенный период тип экономики. Миграции, порождаясь причинами социально-экономического и демографического характера, в свою очередь, сами их стимулируют и придают им определенную направленность. Приводя к перемещениям значительного (по крайней мере, по местным меркам) количества населения, изменению условий жизни, способствуя урбанизации и частичному стиранию этнокультурных различий, они выступают в качестве безусловного двигателя глобализации. Вместе с тем социально-культурные аспекты миграций приводят к возрождению и консервации на новом месте многих сторон культуры и быта, которые в изменившихся условиях существования начинают играть тормозящую роль. А культурная маргинализация усиливает этот эффект и придает ему благодаря распространению радикалистских воззрений деструктивную общественную направленность. В свою очередь, исламский радикализм несет в себе глобальную составляющую, но исключительно в конфессиональных рамках. В плане же соответствия основному направлению глобализации, подразумевающему усиление влияния европейской и, более обобщенно, западной цивилизации, развитие радикальных течений в исламе является, бесспорно, тормозящим фактором.
Тот своеобразный присваивающе-распределительный тип экономики, что существует сегодня на республиканском и, шире, региональном уровне, также отчасти отражает основные тенденции глобализации, поскольку на низовом уровне предполагает наличие частной инициативы, развитие предпринимательства, прямые поставки товара из-за рубежа. Вместе с тем такая экономика не конкурентоспособна, не дает перспектив развития общества и уже сейчас в этом отношении выступает тормозом.
Таким образом, все основные факторы процесса глобализации сочетают в себе противоположные аспекты, свидетельствующие о сложности и противоречивости протекания этого процесса в специфических региональных условиях Северного Кавказа. Процесс глобализации, протекающий в мировом масштабе, неостановим. Учитывая специфику Северного Кавказа, можно предположить, что он будет проходить там толчками, волнами, когда после проявлений очередных последствий глобализации (в частности, проникновения элементов, сторон западной массовой культуры) будет наступать откат, вызванный негативной реакцией общества или определенных его слоев, например духовенства.
В одном из февральских выпусков новостных программ на НТВ прошел сюжет об успешном рейде дагестанских оперативников по борьбе с проституцией, в результате которого в ходе проверки 29 саун в Махачкале было задержано несколько десятков женщин легкого поведения. Все они были этническими дагестанками. При этом они открыто, без стыда держались перед камерой, не пытаясь, в отличие от героинь подобных же репортажей в Москве, скрыть свое лицо, отвечали на вопросы корреспондента, мотивируя свое занятие хорошими заработками. Совсем недавно, еще несколько лет назад, такое публичное поведение девушек в Дагестане представить было невозможно. Естественно, такие факты будут вызывать однозначно резкое отношение основной части населения, в первую очередь, людей старшего возраста и представителей духовенства. Крайней формой реакции можно считать расстрел семи работниц в сауне в г. Буйнакск летом этого года, осуществленный одной из экстремистских ваххабитских групп. Заслуживает внимания, что, при обычно незамедлительной и крайне резкой реакции представителей официального духовенства в лице Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД), здесь никакой реакции не последовало.
Представляет интерес вопрос о перспективах сохранения самобытности различных этносов в условиях глобализации. Полагаю, что наибольшие перспективы сохранения своего этнического облика, своего «я» имеются у тех этносов, представители которых в силу природных и исторических особенностей своего развития издавна контактировали с носителями иных культур, подолгу жили среди них, воспринимали и приносили домой на родину новые веяния, не теряя при этом собственного этнического самосознания и не растворяясь в иноэтнической среде. В Дагестане среди горцев таким народом являются лакцы, у которых в силу малой обеспеченности сельскохозяйственными ресурсами издавна было развито отходничество.
Наибольшая же замкнутость в этнокультурном отношении среди народов Дагестана свойственна наиболее крупному из них, живущему в высокогорной северной части республики — аварцам и практически консолидированным с ними малым народам аварской группы, что обеспечивает наиболее острое и болезненное восприятие культурных аспектов глобализации. Лезгины, живущие в южной части Дагестана, и кумыки, исторически населяющие равнину, более культурно модернизированы. Даргинцы, наиболее коммерциализированный из дагестанских этносов, занимают в этом отношении промежуточное положение.
Таким образом, можно говорить о своеобразном волновом протекании процесса глобализации на Северном Кавказе и в составляющих его республиках и о специфических особенностях и последствиях этого процесса в локальном и региональном аспектах.
(1) Сведения любезно предоставлены заместителем председателя Комитета по делам религий при Правительстве Республики Дагестан, кандидатом исторических наук К. М. Ханбабаевым.
Источник: Кавказские научные записки. АН Абхазии, РГТЭУ. 2009 - № 1- с.40 – 49
глобализация Дагестан Кавказ
