Перспективы и риски многонациональных районов равнинного Дагестана (III)
Публикации | Константин КАЗЕНИН | 22.10.2011 | 18:00
4. Новые граждане равнины: горцы в селах равнинных районов
4.1. "Жертвы двойной депортации"
История многих равнинных сел Дагестана связана со сталинской депортацией чеченцев. В 1944 году многих жителей Дагестана насильственно переселили на земли, которые чеченцы заселяли до депортации. Целью было сохранение сельского хозяйства на этих территориях. Переселение шло как в равнинные районы Дагестана, где до депортации имелось чеченское население, так и на территорию нынешней Чечни (преимущественно в районы, которые при ликвидации Чечено-Ингушской АССР в 1944 году были переданы Дагестану, хотя и не только в них). Это переселение подчас могло быть сравнимо по драматизму с самой депортацией чеченцев, особенно когда жителей гор заставляли переселяться в абсолютно непривычные для них климатические условия. Согласно данным, приводимым в М.-Р.А.Ибрагимовым (Ибрагимов М.-Р.А. Депортации населения Дагестана в 1941-1944 годах - Ю.Алиев, А.Гаджиев. Беспамятство смерти подобно. Махачкала, 2010. Сс. 5-21), с марта по август 1944 года на новые места жительства была переселена примерно пятая часть всего тогдашнего населения горного Дагестана: 16100 хозяйств из 21 горного района, причем 144 населенных пункта были переселены полностью и 110 - частично. Число переселенных жителей, по архивным данным, составило около 62 тысяч человек. Переселению подвергались представители аварцев и родственных им этнических групп, а также даргинцев, лакцев и кумыков.
Второй акт этой драмы начался в 1957 году. Чеченцы возвращались, а совместное проживание вернувшихся из депортации и переселенных на их место было затруднительно потому, что не всем хватило бы жилья и земли. Из этой ситуации в разных селах выходили по-разному. Некоторые дагестанцы переместились в другие населенные пункты восстановленной Чечено-Ингушской АССР, преимущественно на севере республики. Например, часть переселенцев из Цумадинского и Цунтинского районов Дагестана в 1957 году оказались в станице Бороздиновская Шелковского района, включенного в том же году в состав ЧИАССР. В некоторые местности, куда в 1944 году переселили дагестанцев, чеченцам в 1957 году вернуться практически не удалось, национальный состав таких территорий в 1957 году не изменился. Так случилось, например, с Новолакским (ранее Ауховским) районом Дагестана, где с 1944 года вместо чеченцев проживали лакцы, насильственно переселенные из более тридцати горных сел. Наконец, часть дагестанцев вернулась из Чечни в Дагестан, однако расселялись они не только на своей малой родине в горах, но и на равнине.
По данным М.Р. и Ж.М.Курбановых (М.Р.Курбанов, Ж.М.Курбанов. Народы Дагестана: история депортации и репрессий. Махачкала: Лотос, 2009. Сс.234-235), с июня по 1 ноября 1957 года из Чечни в Дагестан были перемещены 11884 хозяйства. Из них 7502 хозяйства были переселены на равнину, а 4382 хозяйств - в горы. Оставшиеся 1908 хозяйств были переселены в конце 1957 - начале 1958 годов. Те, кого переселяли в горы, направлялись почти исключительно в свои родные районы. На равнину переселение шло в основном в двух направлениях - в дагестано-чеченское приграничье, прежде всего в Хасавюртовский район (на 1 ноября 1957 года туда было переселено 3883 хозяйства при плане в 4006 хозяйств) и на приморские территории между Махачкалой и Дербентом, в основном в Каякентский район (на 1 ноября 1957 года в этот район было переселено 1109 хозяйств, в точном соответствии с планом переселения). Чаще всего создавались новые переселенческие села, но в ряде случаев переселенцы из Чечни подселялись в села, где жили кумыки и ногайцы. Так случилось, например, с даргинцами в Костеке (Хасавюртовский район) и Новокаякенте (Каякентский район), с аварцами в Аксае (Хасавюртовкий район) и Бабаюрте (Бабаюртовский район).
Появление в равнинном Дагестане переселенцев из Чечни почти совпало по времени с появлением переселенческих сел, жители которых перешли на равнину, "минуя Чечню", непосредственно с дагестанских гор. Речь в данном случае идет не о кутанных селах, а о переселенческих селах, с момента возникновения официально включенных в равнинные районы. Например, в Хасавюртовском районе в 1952 году появилось село Куруш, населенное лезгинами из нескольких сел Южного Дагестана.
Поэтому можно сказать, что "вторая депортация", то есть переселение из Чечни обратно в Дагестан, было лишь одним "ручейком" в потоке миграций, обрушившемся тогда на дагестанскую равнину. Однако именно память о миграции из Чечни приобретает сегодня в Дагестане особое политическое звучание. Она регулярно упоминается в обращениях дагестанских общественных организаций, прежде всего кумыкских. Кумыкские общественники и публицисты говорят о проявленных их народом гостеприимстве и готовности к территориальным уступкам во время переселения дагестанских горцев из Чечни. Процитируем обращение кумыкских общественников к президенту РФ Дмитрию Медведеву, размещенное в интернете в 2008 году (сайт kumukia.ru, 12.07.2008): "Кумыки тогда отозвались, искренне желая помочь людям, попавшим в беду. Видя тяжелое положение переселенцев, сочувствуя им, кумыки помогали всем, чем могли. Кумыкские хозяйства передавали безвозмездно движимое и недвижимое имущество, зерно, корма, строительные материалы и многое другое". Логика многих выступлений кумыкских общественников такова: мы оказали помощь собратьям в трудный момент и вправе рассчитывать сегодня на ответное содействие.
Межэтнические отношения в местах расселения "дважды депортированных" составляют особую проблему, потому что за ними, кроме конкретных территориальных споров, стоит историческая память народов о событиях середины 20-го века. Разные образы прошлого, наслаиваясь на современные территориальные споры, способны увеличить их остроту, снабдить их дополнительными смыслами. Именно такая опасность реально возникла в 90-е годы в некоторых селах Дагестана. Два достаточно известных примера такого рода мы и рассмотрим.
Села Костек и Новый Костек
Село Новый Костек Хасавюртовского района населяют даргинцы, которые переселились туда в 1957 году. Это были выходцы из горного села Санамахи, ныне пустующего и разрушенного (находилось на территории теперешнего Левашинского района). Память о родовом селе хранится в названии коммерческой фирмы "Сана", здание которой с крупной вывеской находится у въезда в Новый Костек. В 1944 году жители Санамахи в полном составе были спущены с гор на территорию нынешнего Курчалоевского района Чечни. Земли, куда их переселяли, опустели после депортации чеченцев и были присоединены к Дагестану, войдя в состав новообразованного Шурагатского района ДАССР. О жизни там санамахинцев и об обстоятельствах их второй миграции в 1957 году рассказывает письмо, которое они направили 23 января 1957 года в адрес Шестой сессии Верховного совета СССР. Ниже процитированы (с сохранением стилистики и пунктуации) фрагменты этого письма, копия которого хранится сейчас в архиве Новокостекской сельской администрации:
"Нет надобности описывать все трудности, с которыми нам пришлось встретиться во время и после переселения, как с климатическими условиями, от которых умерли более 630 человек только наших колхозников, так и с материальными трудностями. В момент переселения нас на новое место жительства у чеченцев мы нашли только лишь 15 гектаров посеянных озимых, не нашли ни сельхозинвентаря для обработки почвы, ни семян для посева, ни животноводческих помещений для общественного животноводства, ни складских помещений для сохранения зерна, не говоря о культурных учреждениях...
Мы знаем, что с восстановлением ЧИАССР будет восстановлена их литература, печать, радио, школы на чечено-ингушских языках, а мы даргинцы... теряем всякую связь с основной частью даргинского народа...
Нам говорят, что чеченцы будут возвращаться в плановом порядке. Что их будут вселять в те места, где испытывается нужда в рабочей силе, но это на практике совершенно получается по-иному. Чеченцы именно приезжают в те места, откуда они были выселены. К нам уже приехало более 40 хозяйств, каждый день продолжают прибывать по 7-8 хозяйств... А наш колхоз не нуждается в дополнительной рабочей силе, а имеется даже избыток. Поэтому практически нельзя принять их в колхоз и трудоустроить...
Если по какой-либо причине невозможно оставить наш район в составе ДАССР, то мы настоятельно просим, чтобы нас организованно переселили на территорию Дагестана, выделив для этой цели средства, предусмотренные для строительства жилых домов для чеченцев, так как чеченам мы возвратим те дома, в которых мы живем... Заявляем, что в случае отказа организованного переселения нас на территорию Дагестана мы сами решим нашу судьбу, как нам заблагорассудится".
В августе-сентябре 1957 года санамахинцы решением советско-партийных органов переселились в Хасавюртовский район Дагестана. В архиве Новокостекской сельской администрации хранятся акты передачи имущества колхоза имени Ленина в колхоз, в состав которого вошли санамахинцы. Сотрудники администрации сегодня так объясняют необходимость хранения этих документов:
Есть такие люди, которые говорят, что мы просто так здесь появились, начали хватать, без наследства, без ничего, на самом деле вот этим документом мы показываем и доказываем, что мы приехали сюда не с пустыми руками.
То есть в этих документах видится обоснование своей позиции в современных земельных спорах.
В отличие от многих других дагестанцев, переселявшихся тогда же из Чечено-Ингушетии, санамахинцы в момент переселения не получили на территории Дагестана своего отдельного села и колхоза или совхоза. Вместо этого, они поселились в кумыкском селе Костек, в колхозе которого для них было создано свое отделение (сейчас это село неофициально часто называют "Старый Костек", в отличие от даргинского Нового Костека). Первоначально даргинцы получили возможность селиться в кумыкских домах - в каждом доме кумыкам выделялось по одной комнате. Весной 1958 года даргинцам была выделена территория для строительства. При этом сельсовет и колхоз остались едиными, на руководящих должностях были представители как кумыков, так и даргинцев. Пожилые жители Старого и Нового Костека сейчас согласны в том, что до распада СССР взаимоотношения между ними ничем не омрачались:
Житель села Новый Костек:
Было создано отделение колхоза на базе Нового Костека. Старый Костек выступал как центральная усадьба. И с 1957 года вплоть до начала национальных движений, это 1989 год, никаких разногласий (между Старым и Новым Костеком) не было. Одно время председатель сельсовета был даргинец, одно время кумыки были. Особое значение это в то время не имело. Кто бы там ни был, такого значения не придавалось. Председатели колхоза тоже менялись.
Житель села Старый Костек:
До 1993 года я не видел, чтобы народы жили так близко и мирно, как у нас. Любое горе, любая свадьба - мы у них, они у нас. С 1957 года они до двух лет жили у нас в каждой семье. Вот так все было, когда в один момент за речкой планы (участки под строительство - К.К.) распределять начали.
Конфликт начался с того, что в 1989 году кумыкам было выделено не менее 76 земельных участков под частное жилищное строительство в непосредственной близости от даргинской части села (на территории, отделенной от нее автомобильной дорогой). Решение о выделении участков принял костекский сельсовет, однако, как заявили тогда представители даргинской общины, на его заседании отсутствовал кворум (сельсовет был сформирован из даргинцев и кумыков практически на паритетных началах). Участки, на которых началось строительство, отделяли даргинскую часть Костека от пахотных земель, закрепленных за даргинским отделением костекского колхоза.
Реакция даргинского населения села на это решение была крайне негативной. Уже к 1991 году это привело к фактическому расколу села по национальному признаку. При этом большинство инфраструктурных и социальных объектов - животноводческий комплекс, механические мастерские, строительная база, склады, почта, аптека и т.д. - тогда располагалось только в кумыкском Костеке, где была центральная усадьба колхоза.
Житель села Новый Костек:
С начала конфликта в общем колхозе ничего не работало. Когда начались эти конфликтные ситуации, там, где граница, фактически село было отрезано от всей остальной земельной площади. Новокостекское отделение ничего не сеяло. Дорога, ведущая в поле, которая существовала до конфликта, была перекопана, и въезд на посевные площади со стороны Нового Костека был перекрыт.
В 1992 году сход костекских даргинцев потребовал разделить Костек на два села. Решение о создании отдельного сельсовета в селе Новый Костек было принято президиумом Верховного совета Дагестана 5 мая 1993 года. С тех пор два села "официально" разделились. (По данным административных органов Хасавюртовского района, в 2007 году численность населения в Старом Костеке составила 5330 человек, в Новом Костеке - 4176 человек.)
Тем не менее, в мае 1993 года, сразу после разделения двух сел, ситуация стала стремительно ухудшаться. Тогда группа молодежи Нового Костека предприняла атаку на строящиеся на выделенных участках дома. Пролилась кровь: был убит один житель Старого Костека, были раненые и с другой стороны. Как утверждают жители Нового Костека, на участках, которые стали причиной раздора, к тому моменту уже активно велось строительство. Жители Старого Костека, вспоминая те события, указывают на то, что новокостекцам в пределах общего села ранее было выделено большое количество участков:
Житель села Старый Костек:
Когда нашим выделили первые 2-3 участка, до этого им (новокостекцам - К.К.) выделялось около 200 участков. И Старый Костек ни разу не сказал: "Почему им столько даете?" А там они давали не только своим, много было людей с города (Хасавюрта - К.К.), которые получили. И тогда не было спора между нами.
После событий мая 1993 года республиканские власти стали заниматься костекской проблемой более серьезно. При их посредничестве начались переговоры между уполномоченными представителями двух сел. Соглашение было достигнуто 15 июля 1993 года. По нему, представители Нового Костека соглашались на строительство домов на участках, предоставленных жителям Старого Костека. Представители Старого Костека, со своей стороны, соглашались на раздел совместного совхоза, с созданием отдельного хозяйства в Новом Костеке. Также в тексте соглашения было оговорено, что земли и поголовье скота, изъятые у костекского хозяйства в 1960-е годы в пользу хозяйств других районов, должны быть возвращены. В соответствии с данным соглашением, Госсовет Дагестана 29 сентября 1994 года принял решение о создании в Новом Костеке отдельного хозяйства. В ведение администрации Нового Костека былы переданы 350 гектар земли, ранее закрепленные за новокостекским отделением общего совхоза. От самого села эти земли отделены полосой тех самых конфликтных участков, на которых находятся постройки жителей Старого Костека. В постановлении Госсовета говорилось, что земли передаются "в целях обеспечения занятости населения, до окончательного раздела хозяйств".
Дальнейших решений по выделению земли администрации Нового Костека или какому-либо хозяйству этого села после 1994 принято не было, если не считать возврата хозяйствами соседних сел 250 га, которые в советское время изымались в их пользу от костекского совхоза (в настоящее время земли Нового Костека частично обрабатываются местным сельхозпредприятием, частично находятся в аренде у местных жителей; там разводят в основном пшеницу и рис). Собственная инфраструктура в Новом Костеке создавалась довольно медленно. В селе так и не завершено строительство нового школьного здания, из-за этого, по данным сельской администрации, в 2010-2011 учебном году из 130 детей, которые должны были пойти в первый класс, пошли всего 100, а всего из 1080 детей школьного возраста школу посещало около 800. Нерешенность социальных вопросов заставила правительство Дагестана постановлением от 1 августа 2006 года вновь создать комиссию по костекской проблеме.
Вероятность негативного сценария во взаимоотношениях между селами возросла, когда в 2004 году главой Хасавюртовского района стал представитель Старого Костека Алимсолтан Алхаматов, имевший большой вес в кумыкской элите (был убит в Москве в сентябре 2009 года): с этого момента, независимо от воли Алхаматова и его односельчан, любое решение районной власти, так или иначе затрагивающее интересы Нового Костека, неизбежно воспринималось в свете конфликта этих двух сел и, шире, в свете межнациональных отношений. В 2007 году попытка новокостекцев самостоятельно произвести разбивку участков под строительство привела к новому крупному конфликту (по словам новокостекцев, они не могли решить вопрос о выделении участков с руководством района; эта была прерогатива района, поскольку разграничения собственности на землю в Хасавюртовском районе произведено не было). Остроту приобрел и вопрос о рынке, который жители Нового Костека организовали на своей территории в 1994 году, после того, как в 1993 году они перестали пользоваться рынком, работающим по воскресеньям в Старом Костеке. По утверждению новокостекцев, руководство Хасавюртовского района в 2000-е годы по разным причинам пыталось закрыть этот рынок, однако торговля на нем все равно продолжалась. (На рынках, организуемых дагестанскими селами на своей территории, обычно торгуют как местные, так и приезжие; формальным организатором рынка выступает коммерческая структура, однако обычно доходы от аренды торговых мест реально идут в сельский "фонд", используемый для оплаты различных работ по благоустройству села.)
По состоянию на весну 2011 года вопрос о земельном "разводе" сел Костек и Новый Костек решен не был. Новый Костек по-прежнему ждет выделения ему дополнительных земель и связывает окончательное разрешение конфликта именно с этим. Что касается жителей Старого Костека, то в их сегодняшних рассуждениях по поводу конфликта между селами стоит выделить два момента. Во-первых, представители села высказывают уверенность, что конфликт был спровоцирован извне, причем виновными в его разжигании они видят лидеров национальных движений, которые в первой половине 90-х активно защищали интересы горцев на равнине (отметим, что это были не даргинские движения):
Житель села Старый Костек:
Они нас столкнули. Они привезли сюда оружие... Представь себе, вот эта драка (в мае 1993 года - К.К.) идет, еще в (Старом) Костеке не знает никто, что эта драка получилась. Знают только те, кто на планах работал, наше село еще не знает об этом. И тут колонна едет, с соседнего колхоза, вооруженные. Наши останавливают их: "Вы что, куда?" "Мы на маслихат (мирные переговоры, достижение согласия - К.К.) едем", - говорят. "А вы откуда знаете, (что у нас тут случилось)?" - наши спрашивают. В пять минут сказали им развернуться, уйти. Это была заранее спровоцированная вещь. Тот, кто это спровоцировал, хотел потом появиться, как миротворец.
Во-вторых, признавая необходимость земельного компромисса, старокостекцы все же подчеркивают, что исходным правом на земли, закрепленные некогда за единым Костеком, обладают коренные жители. В обоснование этого они ссылаются на нормы шариата и суждения авторитетных в Дагестане религиозных деятелей, причем не кумыкской национальности.
Пример сел Новый Костек и Старый Костек ясно демонстрирует несколько особенностей земельных конфликтов в селах дагестанской равнины, в которых живут горские народы, переселившиеся туда "через Чечню". Там имеет место столкновение двух взглядов на события 1950-х гг. - точки зрения переселенцев и точки зрения коренных обитателей равнины. Это вовсе не абстрактные дискуссии о прошлом, потому что события тех лет служат аргументом в современных земельных спорах. Возможно, именно по этой причине земельные споры в таких селах оказываются столь острыми. Также очевидна неспособность районных структур местного самоуправления и органов республиканской власти оперативно решать имеющиеся конфликтные вопросы. Как показывает костекский опыт, даже локальный земельный вопрос может более десятка лет оставаться фактически неразрешенным, несмотря на все подписываемые соглашения. Кроме того, конфликты такого рода легко "встраиваются" в контекст взаимоотношений между национальными движениями, национальными элитами, тем самым фактически выходя на республиканский уровень. (Удачный анализ костекского конфликта содержится в монографии: А.З.Адиев. Земельный вопрос и этнополитические конфликты в Дагестане. Ростов-на-Дону: Южный федеральный университет, 2010.)
Поселок Тарки
Земельная история поселка Тарки и соседних с ним поселков Альбурикент и Кяхулай, входящих сейчас в состав города Махачкалы, во многом нетипична для Дагестана. Однако именно проблему этих поселков, населенных кумыками, наиболее активно поднимают сегодня дагестанские общественники, стремящиеся формулировать земельную доктрину от имени кумыкского народа. Именно злоключения жителей Тарки являются основным предметом публичных выступлений таких лидеров, а также публикаций близких им по духу СМИ. Быть может, одна из причин этого состоит в том, что в 15 - начале 19 века в Тарки была столица крупного по меркам Северного Кавказа государства - Тарковского шамхальства, расцвет которого кумыкские историки рассматривают как "золотой век" своего народа.
Ситуация вокруг поселков Тарки (10,1 тыс. жителей по данным махачкалинской горадминистарции на 2010 г.), Альбурикент (7,3 тыс.) и Кяхулай (5,7 тыс.) примечательна тем, что в ходе серии переселений в 20 веке их жители, благодаря стечению ряда обстоятельств, лишились практически всех закрепленных за ними сельхозземель, не считая личных огородов. Сейчас у населения этих поселков нет другой альтернативы, кроме поиска работы в Махачкале, так как отсутствуют земли, на которых можно было бы заниматься сельскохозяйственным производством. Остроту ситуации придает тот факт, что именно земли, некогда принадлежавшие таркинцам, после распада СССР были задействованы в некоторых территориальных "обменах", в которых сами таркинцы уже не участвовали.
В апреле 1944 года жители Альбурикента, Кяхулая и Тарки, общей численностью около 3000 человек, были переселены в села Хасавюртовского района, откуда двумя месяцами ранее были депортированы чеченцы. В опустевшие поселки на окраине Махачкалы заселились нефтяники, так как в этом районе предполагалось открыть нефтепромысел. В 1957 году, когда чеченцы вернулись в Хасавюртовский район, жители трех кумыкских поселков переселились обратно на родину. Однако их колхозам не вернули 2020 га земель к северу от Махачкалы, которыми они пользовались до выселения. Эти земли на тот момент были переданы Махачкалинскому горсовету и хозяйствам трех горных районов (см. М.-Р.А.Ибрагимов. Депортации населения Дагестана в 1941-1944 годах - Ю.Алиев, А.Гаджиев (сост.). Беспамятство смерти подобно. Махачкала, 2010. Сс. 5-40). Старейшины поселка Тарки поныне хранят государственный акт от 1937 года о передаче этих земель таркинскому колхозу. Именно этот акт, по их мнению, обозначает тот земельный расклад, к которому необходимо вернуться. Спорные 2020 га земель использовались таркинцами до переселения в Хасавюртовский район в качестве пашни (засевались в основном пшеницей), а также для сенокоса. Кроме этих земель, три кумыкских колхоза имели земли, которые сейчас заняты жилыми кварталами Махачкалы (ранее на них помещались виноградники).
Земли, некогда принадлежавшие таркинскому колхозу, оказались в центре внимания в 1991 году. Тогда встала проблема Новолакского района Дагестана, находящегося на границе с Чечней к югу от города Хасавюрт. Новолакский район был сформирован в 1944 году, включив в себя большинство территории ликвидированного тогда же Ауховского района Дагестана. В Ауховском районе проживали чеченцы, отправленные оттуда в депортацию. После возвращения в 1957 году чеченцы не получили возможности полноценно заселиться в Новолакском районе. Лакцы, переселенные туда в 1944 году, в 1957 году из района не выехали, то есть возвращения на "исходные позиции", существовавшие до 1944 года, в этом районе не произошло. Только после распада СССР чеченцы, выселенные из района, и их потомки поставили вопрос о своем возвращении в родные дома и о восстановлении Ауховского района. В ответ на это 23 июля 1991 года Съезд народных депутатов Дагестана (тогда Дагестанской Советской Социалистической Республики) принял постановление, по которому Ауховский район должен был быть восстановлен в прежних границах. Лакскому населению предоставлялись другие земли, на которые они должны были переселиться в 1991-1996 годах. Под новое место расположения Новолакского района отдельным постановлением того же съезда было отведено 8504 гектара земель, примыкающих с севера к Махачкале. Земля для Новолакского района изималась в том числе у хозяйств Лакского и Гунибского районов, получивших таркинские земли, когда таркинцы жили в Хасавюртовском районе.
Сегодня старейшины села Тарки больше всего критикуют именно решения, принятые в 1991 году, хотя очевидно, что потеря таркинцами земель, о которых идет речь, имела место гораздо раньше, еще в сталинские времена. Причина такого внимания к передаче земель Новолакскому району может быть в следующем. Уже после принятия съездом постановления, судьба этих земель неоднократно становилась предметом переговоров между республиканскими властями, лакскими и кумыкскими национальными общественниками. В первой половине 1990-х годов в Дагестане переговорный процесс между властями и лидерами организаций, выступающих от имени того или иного народа, был обычным явлением. Присутствие кумыков как "стороны" в данных переговорах было совершенно логичным потому, что земли, передаваемые лакцам, находились на территории Кумторкалинского района, руководство и большинство населения которого состоит из кумыков. (Район был сформирован уже после решения съезда о предоставлении лакцам новых земель: указ Президиума Верховного Совета Республики Дагестан о его создании был подписан 18 сентября 1992 года. Земли, о которых идет речь, и по сей день входят в границы Кумторкалинского района, поскольку формирование Новолакского района на новой территории до сих пор не завершено.) Однако, как заявляют таркинские старейшины, их позицию в ходе переговоров ни одна сторона не учитывала:
Член совета старейшин поселка Тарки:
Наши (кумыкские - К.К.) ученые соглашение подписали (об отказе от претензий на земли, передаваемые Новолакскому району, - К.К.), 40 человек. Они (правительственные чиновники - К.К.) показывают нам эту бумажку. Я говорю: "Эти сорок человек, ни одного таркинца нет там подписавшего". Ни один таркинец не подписал о согласии. Люди из Буйнакска, из Карабудахкента, писатели - решают судьбу Тарков.
Таким образом, "счет" выставляется не только чиновникам, но и национальным общественникам, что отражает в том числе и непростые отношения внутри кумыкского движения.
Старейшины села Тарки считают решения Съезда народных депутатов Дагестана нелегитимными. Эта позиция звучит на фоне очевидного разрушения традиционного сельскохозяйственного уклада жизни в трех поселках, который старейшины также связывают с безземельем:
Член совета старейшин села Тарки:
Я, например, хочу сельским хозяйством, бизнесом заняться, у меня нет такой возможности. Хотя мои предки все занимались сельским хозяйством. Земли нет. Ваххабизмом занимаются - это есть. Дети анашу курят, колются. Работы нет. Воруют.
Таркинские старейшины, оценивая сложившуюся ситуацию, постоянно используют понятие исторической принадлежности таркинцам земель, которых они сейчас лишены. Это касается не только земель, передаваемых Новолакскому району, но и земель самих поселков, где идет активная продажа участков "неместным" под застройку. Интересно, что против продажи земли в поселках они выступают, исходя из одновременно двух правовых систем: современной российской и традиционно-исламской. Старейшины говорят и о том, что часть земель, выставляемых на продажу, относится к рекреационной зоне и не может быть застроена, и о том, что продажа земель без согласования с "джамаатом" недопустима.
Все три поселка входят сейчас в состав Советского района Махачкалы, главы администраций поселков назначаемы, а не избираемы. В этих условиях неформальная группа старейшин является основным публичным защитником земельных прав поселков. Однако без специального социологического исследования трудно определить, насколько актуальна проблема земель, потерянных в сталинское время, для рядовых жителей Тарков, Альбурикента и Кяхулая. Несмотря на значительные проблемы в социальной сфере, жизнь в этих поселках более урбанизирована, чем в сельских равнинных поселениях. Также сейчас трудно определить, предоставит ли ближайшее будущее повод таркинским старейшинам громче заявлять протесты по поводу переноса Новолакского района на новые земли. Перенос района на новое место оказался непростым процессом (его рассмотрение выходит за рамки данного текста), и прогнозировать, когда и как он завершится, сейчас вряд ли возможно.
4.2. "Новые соседи": многонациональные поселения равнинных районов
Как уже отмечалось, переселение горцев в села равнинных районов было связано не только с последствиями депортаций. Многие жители гор Дагестана в советское время переселились в села равнинных районов "напрямую", минуя места, освободившиеся после выселения чеченцев. Часто в результате возникали смешанные по национальному составу села. Были две принципиально разные модели их образования. С одной стороны, многонациональные села возникали путем "подселения" выходцев с гор в места проживания народов, населявших плоскость до миграции горцев. В таких селах выходцы с гор проживают совместно с кумыками, ногайцами, русскими, чеченцами. С другой стороны, имеются села, в которые переселялись представители разных горских народов, но в которых нет или почти нет коренных жителей равнины. Обычно такие села создавались переселенцами в местах, которые до этого не были заселены. Также существуют села, которые 1970-1980-х гг. были преимущественно русскими по составу населения, однако затем русские почти полностью выехали, уступив место смешанному этническому составу горских переселенцев.
В отличие от кутанных сел, а также сел "дважды переселенцев", на эту категорию сел не распространяется какой-то общий, универсальных для всех них конфликтный сюжет. Они не формируют такого спорного узла, который имел бы общереспубликанское значение. Однако ситуация в каждом из таких сел непосредственно связана с межэтническими отношениями и потому требует внимания. Ниже мы коротко охарактеризуем два таких села, одно из которых возникло "с нуля", а другое изначально было казачьим поселением. Село Дружба на юге Каякентского района начало строиться во второй половине 1960-х годов. В настоящее время в этом селе, находящемся рядом с федеральной трассой "Кавказ", по оценкам местной администрации, проживает более четырех тысяч человек (по результатам переписи 2002 года, проживало 3382 человека). На 2002 год в селе 49% составляли даргинцы, 22,5% - табасаранцы, 21% - агульцы, прочие народы по численности не превышали 5% от населения села. После переписи 2002 года, по оценкам местных жителей-даргинцев, национальные пропорции внутри села могли несколько измениться, поскольку агульцы и табасаранцы частично выезжают из села в Ставропольский край.
Житель села Дружба:
Нас переселили в 1966 году. Тогда это был винсовхоз Кировский. В 1986 году, когда населения у нас больше стало, это отделили уже, Кировский у нас остался, а у них Башлыкентский называется (совхоз соседнего кумыкского селения Башлыкент - К.К.)... Делили исходя из плотности населения. Нам дали примерно 500 га виноградников, и немного пастбищ. Где сейчас строят дома - это был сенокос совхозной фермы. Строят в основном наши. И приезжают тоже много. У нас же нет закона, чтобы не принять других. Уже которые здесь живут - им места нет. Еще лет 20 пройдет - негде будет совсем. Приезжают с гор. С самых разных районов. В основном Дахадаевский район и Кайтагский. Но и другие тоже приезжают. В горах же трудно. У кого здесь родственники живут. Девушка замуж выйдет оттуда - с парнем сюда едет. У кого знакомства нет здесь - такие, наверное, редко приезжают... Когда только переселялись - немножко разговоры были, что вот агульцам попадался один квартал, вот другим. Когда переселение было - это совсем другое было. А сейчас планы (участки, выделяемые сельским жителям под застройку - К.К.) по жребию дают. Я говорю - я здесь хочу, он говорит - я тоже, чтобы обидно не было, глава администрации кидает жребий... Такого, чтобы кто какой национальности, нет. Особенно когда на похоронах. На свадьбе такого нет, туда по приглашению, а на похоронах - все село ходит, или на соболезнование.
Село начало формироваться с планового переселения жителей села Санжи Дахадаевского района (в настоящее время в Санжи осталось всего одно домохозяйство). Плановым переселенцам выдавались подъемные - 7,5 тысяч рублей на семью. Однако уже в 1960-е годы стали появляться и неплановые переселенцы - из других сел Дахадаевского района, а также из Агульского и Табасаранского районов. Часть санжинцев по сей день проживает в селе компактно, занимая две улицы. Выходцы из других сел и районов живут вперемешку. В селе есть межнациональные браки. В школах как предмет изучаются все основные языки, представленные в селе - даргинский, табасаранский и агульский. Наличие в селе каких-либо конфликтов этнического содержания отрицают как представители сельской администрации, так и рядовые жители. Главой села в настоящее время является даргинец, выборы обычно проходят в жесткой борьбе, но и она, по рассказам жителей, не приобретает этнического подтекста. В селе работает ГУП, возделывающий виноградники. Директор ГУП - кумычка (еще в советское время она руководила местным совхозом, в состав которого входило не только село Дружба, но и соседнее кумыкское село). ГУП сейчас занимает практически все земли в окрестностях Дружбы, которые в советское время использовал совхоз; в отличие от ряда соседних виноградарских хозяйств, сдача земли частникам в аренду не практикуется. В ГУПе шесть сезонных бригад, они многонациональны, но практически целиком состоят из жителей Дружбы. Стабильный спрос на виноград со стороны винных заводов позволяет рядовым работникам ГУП заработать за сезон до 150 тысяч рублей. Большая часть жителей села, однако, предпочитает работать в составе выездных строительных бригад, которые находят работу как на Юге России, так и в Казахстане. Такие бригады обычно формируются жителями Дружбы - выходцами из одного и того же горного села. Также некоторые жители берут в аренду под виноградники участки, не относящиеся к землям ГУП. В частности, арендуют земли под виноградники в соседнем (кумыкском) колхозе. Это осуществляется без оформления договора: арендатор неформально обязуется компенсировать владельцу участка земельный налог. Проблемой частных арендаторов является доступ к воде для орошения. Ключевым потребителем винограда являются заводы в соседних городах Дербент и Избербаш, выпускающие алкогольную продукцию.
Житель села Дружба:
Урожай сдаем в Дербенте - коньячный завод, шампанский завод. Там если эти заводы встанут, нам ничего нет. Мы в основном шампанскому (заводу) сдаем. Работают они с нами напрямую. Сейчас эти два завода, говорят, своих виноградников много посадили, сами. Около 1000 га. Говорят - не знаю. Столовые сорта у нас забирают - бизнесмены приезжают. И русские бывают, и наши бывают. Ну, русских мало, у кого знакомые есть, через них. Приезжают, загружают, в Россию забирают.
Таким образом, хозяйственная жизнь села Дружба не предполагает каких-либо разделений по этническому признаку, хотя связи между членами этнических общин могут быть крепкими (что проявляется, в частности, в формировании выездных строительных бригад). Однако в сегодняшней жизни села есть одна ярко выраженная проблемная точка. Она касается выделения земель под застройку ("планов") - участков площадью примерно четыре сотки. Спрос на них весьма велик. Во-первых, в селе высокая рождаемость, а по дагестанским традициям (соблюдаемым сегодня, кстати, не только в селе, но в значительной мере и в городе) взрослые дети после женитьбы не должны оставаться жить с родителями, за исключением младшего сына. Во-вторых, благоприятные климатические условия и близость к федеральной трассе делает Дружбу и сегодня желанной целью миграции, что дополнительно увеличивает спрос на участки. Бесплатно получить участки могут, однако, только жители, прописанные в селе. Это создает особый рынок: сельчане рассказывают о регулярных случаях того, как местные жители получали "планы" только затем, чтобы сразу их продать. Цены участка под застройку опрошенными нами жителями назывались в пределах от 100 до 170 тысяч рублей. Однако внутри села свободных пространств практически не осталось, и новые участки можно выдавать только на землях, которые ранее не использовались под застройку. Это либо бывшие сельхозземли (пашня или пастбища), либо участки в лесополосе. По данным сельской администрации, в 2010 году было выделено 260 новых участков. При этом местные жители признают проблемы изменения статуса земель, которые предоставляются в собственность под строительство, не произошло. В районе не проведено разграничение собственности на землю. На переходный период все вопросы управления муниципальной землей, в том числе ее передачи под участки, формально находятся в ведении района. Решение этих вопросов идет явно медленнее, чем люди хотят получать участки. Все это создает земельную напряженность, хорошо осознаваемую жителями села. В беседах с нами они высказывали опасение, что "скоро мест для строительства не будет".
Такая ситуация в густонаселенных равнинных селах Дагестана достаточно типична. Глава села вынужден регулировать рынок земельных участков, на котором он формально не имеет всех необходимых полномочий и который в целом юридически уязвим. При этом, принимая решения по выделению участков каким-то лицам и, возможно, отказывая другим, глава села невольно оказывается на острие потенциального конфликта.
Селу Дружба "повезло" в том плане, что такие конфликты там в целом не связаны с межэтническими отношениями. В некоторых других селах дело обстоит иначе. Примером может служить село Косякино Кизлярского района. Вместе с четырьмя другими селами Косякино входит в муниципальное образование "сельсовет Косякинский". К нему также относятся села Первомайское, Михеевское, Бондареновское и Первокизлярское. Плановое переселение даргинцев из Дахадаевского и Акушинского районов в эти села началось в 1977 году (жители Акушинского района переселялись в Первомайское, в остальные села - жители Дахадаевского района). Большинство получали подъемные ("переселенческие деньги") на переезд.
Житель села Косякино, даргинец:
Покупали на подъемные у казаков хаты, саманные, камышевые, постепенно их разбирали, сначала строили по обстановке времянки, из двух комнат, чтобы они потом в кухни летние превратились, а потом на месте хаты строили на эти деньги каменные дома. Мой отец на 700 рублей купил хозяйство, потом построил новый дом, и еще от подъемных осталось 2000 рублей в запас. Во время стройки все друг другу помогали, экономили на строителях.
В конце 1980-х в Косякино стали появляться аварцы - выходцы из высокогорного Цунтинского района (в Цунтинском районе проживает несколько этнических групп, родственных аварцам, но имеющих собственные языки, отличающиеся от любого диалекта аварского; именование жителей района аварцами носит спорный характер, но по-прежнему широко принято в Дагестане).
Житель села Косякино, даргинец:
К концу 80-х появился один цунтинец, приехал учительствовать. Увидел обстановку: русские уходят, наши не успевают все выкупать. Начал постепенно подтягивать своих, из Цунтинского района людей из 5-6 сел. Цунтинцы переселялись внепланово, без подъемных, без переселенческих. Этой роскоши у них не было. Они тогда немного отличались от наших. Подход к жизни, к разным мероприятиям, увеселительным или же горестным, у них был очень неблизкий для остального населения. У нашего народа не было Бога, была компартия. У нас были проводы в армию, свадьбы с фатой. А эти в платках черных. Они уже были с религиозным статусом. Первую мечеть в Косякино начали строить они, сразу после распада СССР. При СССР они собирались (молиться) у одного дома. Там выбрали одну комнату, очистили ее от мебели, и там совершали пятничный намаз.
По данным администрации Кизлярского района, по состоянию на 1 марта 2010 года в Косякинском сельсовете проживало 1916 даргинцев (рост по сравнению с данными переписи 1989 года на 90%), 1391 аварец (рост на 189%), 134 русских (убыль на 64%). К числу аварцев в этих статистических данных относятся как цунтинцы, так и немногочисленные выходцы из Цумадинского района (цумадинцы в Бороздиновской появились в 1957 году, переселившись туда из гор Чечни, куда, в свою очередь, они были насильственно перемещены со своей родины в 1944 году, чтобы поддерживать сельское хозяйство на территориях, оставленных депортированными чеченцами; в 2005 году, после "зачистки", которую провели в Бороздиновской представители чеченских силовых формирований, 11 жителей Бороздиновской пропали без вести, часть домов дагестанцев была сожжена; после этого большинство цумадинцев покинуло Бороздиновскую и переселилось в Кизлярский район Дагестана).
Внутренняя жизнь села с конца 1980-х и по сей день определяется взаимоотношениями двух национальных общин. Русские практически полностью покинули эту часть Кизлярского района - по свидетельству местных жителей, во всем сельсовете осталось 10-15 русских хозяйств; русские продолжают работать на должностях специалистов в администрации муниципального образования. Трижды главой села избирался один и тот же даргинец (выходец из Дахадаевского района), затем один срок главой был его "преемник"-односельчанин, а затем того сменил цунтинец. Когда он впервые выиграл выборы, ему противостояло сразу несколько кандидатов-даргинцев, так что даргинский электорат был раздроблен. К прежнему главе у его же соплеменников-даргинцев были претензии. По их словам, он недостаточно активно помогал им с выделением участков под строительство:
Житель села Косякино, даргинец:
Например, один придет, купит у русского двор. В этом дворе он (глава) прописывал этого покупателя. И он прописан в этом дворе - а там прописывать можно (одного человека) по столько метров, сколько по нормам в сельской местности - он уже прописывает своих двоюродных, троюродных, а глава наш выносит решение и предоставляет им планы. А нашим он очень сильно не давал (участки под строительство). Говорил - пускай подрастут ваши дети, пускай приподнимутся, у вас во дворе там есть место построить еще один дом.
Таким образом, выделение участков под строительство здесь, как и в случае с Дружбой, - одна из наиболее актуальных для жителей села проблем. Отметим, что, в отличие от кутанных сел, в селах равнинных районов земельные участки могут выделяться на твердых юридических основаниях (если только они не расположены на несанкционированно захваченных сельхозземлях) и поэтому привлекательны в рыночном отношении. При этом легальный способ их бесплатного получения один: чтобы получить участок, надо иметь постоянную регистрацию в селе. Такая система могла бы быть источником заметного влияния органов внутренних дел, ведающих регистрацией. Но по факту процесс выдачи "планов" часто подконтролен не этим органам, а главе села. Если в селе несколько этнических общин, существующих обособленно, то местные жители легко трактуют действия главы как дружественные или, наоборот, недружественные тому или иному народу. При этом глава может встретить критику не только от "чужих", но и от "своих", последнее как раз имело место в Косякино.
Даргинская и цунтинская общины в Косякино отличаются по преобладающим источникам доходов. Цунтинцы регулярно формируют строительные бригады, работая как в районе, так и в Махачкале, а также в других регионах Юга России. Даргинцы в большей степени ориентированы на сельское хозяйство. В этом селе его можно вести, как используя земли, полученные жителями при разделе совхоза (2,25 га пашни), так и арендуя землю у акционерного общества, которое консолидировало часть бывших совхозных земель. Оно, по оценкам местных жителей, распоряжается 500-600 гектарами пашни (в колхозе в советское время было, также по свидетельству местных жителей, около 2000 га, т.е. почти 1500 га в настоящее время находится в распоряжении у местных жителей; пастбища, не принадлежащие акционерному обществу, находятся под общественным управлением).
В религиозной сфере неоспорим приоритет цунтинцев. Только в одном из пяти сел Косякинского сельсовета - Михеевском - имамом на весну 2011 года был даргинец, в остальных мечетях - цунтинцы. Некоторые опрошенные представители даргинского населения признают, что среди цунтинцев больше людей, хорошо подготовленных в исламе. При этом наблюдаются некоторые - хотя вряд ли очень заметные - межэтнические расхождения в религиозной сфере, касающиеся в основном числа мюридов (последователей) разных шейхов в даргинской и цунтинской общинах.
Таким образом, на примере Косякинского сельсовета можно увидеть, как разные переселенческие общины существуют совместно, но не "растворяют" друг друга, сохраняя отличия в образе жизни. Межэтнический мир в таких селах зависит в первую очередь от решения вопросов, в которых заинтересовано большинство жителей, в частности - от вопросов, касающихся участков для строительства. Любые неурядицы в этой сфере при неблагоприятном сценарии могут быстро перейти в сферу межобщинных отношений. При этом массового отъезда из Кизлярского района ни у одной из общин не наблюдается. Очевидно, что в обозримом будущем им предстоит сосуществовать.
5. Дагестанская равнина и политика
Ситуация в сельской части дагестанской равнины стала значимой для политики республиканского уровня еще в начале 1990-х. Тот период был уникален для истории Дагестана тем, какое значение в нем обрела этническая тематика. На авансцену вышли национальные общественные движения, обеспечившие взлет многих местных политиков. Земельные конфликты на равнине были тогда основным предметом переговоров лидеров таких движений и просто влиятельных людей, выступавших от имени того или иного народа. Сейчас можно констатировать, что политическая карьера ряда таких переговорщиков впоследствии пошла по восходящей и уже мало зависела от национальных организаций, с которыми они были связаны. Земельные конфликты начала 90-х стали для них своего рода "подъемным ресурсом".
Сегодня говорить о том, что межэтнические отношения на равнине образуют центральную тему республиканской политической жизни, было бы, конечно, неверным. Динамика дагестанской жизни привела и к сокращению роли этнической тематики на республиканском уровне, и к появлению факторов, гораздо более мощных, чем этнический, в первую очередь к усилению общественной роли ислама. Однако проблемы, связанные с поселением горцев на равнине, и сегодня в значительной степени не решены. Это касается и проблем республиканского масштаба, прежде всего, земель отгонного животноводства, и проблем локальных, связанных с отдельными селами. Переселение привело к такому положению в равнинной части Дагестана, при котором как переселенцы, так и народы, населявшие равнину до переселения горцев, имеют претензии к своему нынешнему положению. При этом, осмысляя свои сегодняшние проблемы, сельские жители нередко видят их истоки в исторических событиях последних десятилетий. К этой "актуальной истории" относятся и шаги властей во время и после переселения, и взаимоотношения между отдельными сельскими общинами. Особенно велико значение исторической памяти в локальных проблемных узлах, захватывающих конкретные села. При этом обитатели равнины нередко различаются по тому, как они "прочитывают" историю, в чем видят себя пострадавшими. На конкретных примерах мы видели, что, осмысляя настоящее, к прошлому апеллируют вовсе не представители гуманитарной интеллигенции, или, по крайней мере, не только они, но и работники сельских администраций, члены сельских советов старейшин. Тем самым текущие хозяйственные проблемы у довольно широкого слоя жителей оказываются взаимосвязаны с исторической памятью. В такой ситуации хозяйственные проблемы легко перетекают в проблемы этнические. Опасность состоит в попытках использовать эти проблемы в политических целях, как средство "мобилизации" населения.
Реальна ли такая опасность на сегодняшний момент? В этом отношении ситуация у коренных народов равнины (кумыков, ногайцев) и у горских народов разная. Кумыки, как и некоторые другие тюркские народы Северного Кавказа, сегодня, на наш взгляд, отличаются определенным разрывом между своей элитой и массой населения. Большинство кумыкских бизнесменов и чиновников республиканского уровня в последние годы воздерживаются от публичного участия в обсуждении земельных вопросов, в решении которых заинтересованы кумыкские сельские общины, не появляются на сельских сходах, посвященных земельным конфликтам. Исключением в этом плане был глава Хасавюртовского района Алимсолтан Алхаматов, который, напомним, еще в начале карьеры был непосредственно вовлечен к конфликтную ситуацию в селах Старый и Новый Костек. О том, что в определенной части кумыкской среды существует стремление обрести влиятельного этнического лидера, говорит некролог, подписанный после гибели Алхаматова главами и имамами мечетей девяти кумыкских сел. В нем, в частности, об убитом говорится: "Он последовательно и твердо отстаивал законные, конституционные права и интересы своего народа... Алхаматов был молодой, перспективны политик - кумыкский народ связывал с ним осуществление своих самых ярких надежд". Важно, однако, отметить, что главы районов, в которых численно преобладают кумыки, сегодня не претендуют на ту роль, которой в этом некрологе наделяется Алхаматов. Выше мы видели, что именно главы районов являются чиновниками, которых в наибольшей степени затрагивают возможные решения по землям отгонного животноводства. Но перспектив того, что они будут защищать свою позицию, опираясь на национальные лозунги, в их сегодняшнем поведении, на наш взгляд, не просматривается.
Вместе с тем, сегодня в публичном пространстве Дагестана имеются общественные организации, которые не только выражают "кумыкскую" позицию по земельным вопросам, но и участвуют в попытках разрешения конкретных конфликтных ситуаций. Это в первую очередь Союз общественных объединений "Сплоченность", активно защищающий земельные интересы, в частности, жителей поселка Тарки и села Львовское-1. "Сплоченность" выступает против нынешней системы использования земель отгонного животноводства. Организация в целом не солидаризуется с радикальными требованиями демонтажа этой системы, но настаивает на контроле за использованием арендованных горными хозяйствами земель, на расторжении договоров аренды в случае нецелевого использования земель. "Сплоченность" располагает и ораторами, у журналистами, хорошо подготовленными для защиты кумыкской позиции в земельных и других спорах. Ей, однако, явно не хватает действенной элитной поддержки.
Ситуация у горских народов, вовлеченных в земельные отношения на равнине, во многом не похожа на ситуацию у кумыков. Общественные организации, публично "специализирующиеся" на защите интересов горцев на равнине, в Дагестане сегодня значительно менее заметны. Однако многие главы горных районов, хозяйства которых арендуют значительные площади земель отгонного животноводства, являются на сегодняшний достаточно значительными фигурами в политике регионального уровня. Особенно влиятельным считается "аварский клуб" глав горных районов. При этом лишь некоторые из этих глав явным образом входят в политические команды видных аварских политиков, таких, как глава города Хасавюрт Сайгидпаша Умаханов, глава дагестанского отделения Пенсионного фонда РФ Сагид Муртазалиев. Чаще речь идет не о членстве глав районов в командах, а о попытках влиятельных политиков создать коалиции, в которые входили бы горные муниципальные руководители. Таким образом, в данном случае мы имеем ситуацию, когда главы районов, которые не могут быть безразличны к тому, как решится вопрос земель отгонного животноводства, имеют возможность участия в политических союзах, идущих под этническими знаменами.
Итак, и проблемы переселенцев, и проблемы коренных жителей равнины имеют предпосылки для того, чтобы обрести политическое звучание, однако в обоих случаях набор предпосылок неполон: у коренных народов есть общественники, но недостает влиятельных фигур, обладающих необходимыми ресурсами; у горских народов, напротив, такие ресурсные фигуры, связанные с проблемами равнинных земель, имеются, однако недостает публичных общественных организаций, активных в земельных проблемах. Очевидно, что каких-то непреодолимых препятствий для достраивания политической "инфраструктруры", необходимой для отстаивания земельных интересов, в обоих случаях нет. В настоящий момент земельные проблемы на равнине не оборачиваются столкновениями между различными народами. Однако политизация этих проблем легко может отразиться в худшую сторону на межэтнических отношениях.
Что касается республиканской власти, то ее очевидный интерес состоит в недопущении обострения каких-либо противоречий на фоне и без того острой ситуации в Дагестане. Однако роль посредника руководству республики исполнить будет трудно. Дело в том, что земельные отношения на равнине вызывают недовольство их создателем, то есть региональной властью, со стороны значительного числа муниципальных руководителей. Землями отгонного животноводства дело здесь не ограничивается. В подвтерждение этому приведем слова главы одного из равнинных сел, с отгонными землями никак не связанного. Глава жалуется на то, что не может перевести из статуса сельхозземель в статус земель поселения единственную территорию на окраине села, где технически возможно вести строительство новых жилых домов:
Такое у нас государство получилось. Перевод земель - это же абсурд. Разве может республика распределять земли сельхозназначения? Откуда они знают? Деньги отдадут - они дадут. Тебе землю передавать надо (под участки для строительства) - деньги отдашь - передашь. Неужели это Москва не понимает? У нас 11 глав сел, мы хотим письмо Путину написать, у нас иного выхода нет, у нас разваливается государство. Перевод земли - к двум министрам надо ездить.
При таких настроениях, фиксируемых у глав сел, говорить о серьезном потенциале республиканских властей как авторитетного посредника в земельных конфликтах, скорее всего, не приходится.
6. Выводы
Сельская часть дагестанской равнины - это одна из тех территорий Северного Кавказа, в жизни которой этнический фактор продолжает играть существенную роль, несмотря на то, что в регионе в целом он на сегодняшний день отступил перед более серьезными угрозами. Переселение горцев на равнину в 20 веке было длительным и сложным процессом, иногда стихийным, иногда организованным государственной властью. Действия последней не всегда были продуманны: об этом можно судить по тому, сколько конфликтных узлов имеется сейчас на дагестанской равнине. Решения, принятые на государственном уровне несколько десятилетий назад, сохраняют актуальность и сегодня. Многие жители равнины, чье положение оказалось сложным в результате переселений (либо после того, как они сами были переселены, либо после того, как по соседству у них появились переселенцы), связывают свои сегодняшние трудности с событиями, произошедшими в советское время. В сегодняшних спорах на дагестанской равнине обстоятельства прошедших десятилетий используются сторонами в качестве аргументов столь же активно, как обстоятельства дня сегодняшнего. В качестве примера можно вспомнить ведомость о включении переселенческого имущества в равнинный колхоз, до сих пор бережно хранящуюся сегодня в администрации одного из равнинных сел. При поиске решений проблем сегодняшней дагестанской равнины, в том числе земельных проблем, "фактор прошлого" необходимо учитывать наряду с чисто экономической целесообразностью. Как мы видели, по ряду конфликтов споры, связанные с событиями прошлых лет, длительное время велись в публичном пространстве. Поэтому решения, предлагаемые по конкретным конфликтным узлам, должны учитывать не только экономическую целесообразность, но и понятие всех заинтересованных сторон о справедливости. Иначе эти решения рискуют быть отвергнутыми населением.
Многие проблемы дагестанской равнины связаны с землями отгонного животноводства. Их статус, а также статус сел, находящихся на этих землях, создает значительные проблемы для жителей этих сел. Действия государственных органов в последние годы не раз обостряли эти проблемы и приводили к ответной реакции, в которой налицо была этническая солидарность. Однако и коренные жители равнины столкнулись с проблемами, созданные в результате развития системы отгонного животноводства. Кроме того, современные тенденции на отгонных землях - фактическая приватизация некоторых отгонных хозяйств, утративших хозяйственную связь со своим "родным" горным селом, использование земель под застройку и т.д. - вызывают критику со стороны коренных жителей равнины, а также общественных организаций, представляющих их интересы. Все это заставляет подходить к проблеме отгонных земель с особой осторожностью. Мы также видели, что ни один из "глобальных" вариантов решения проблемы отгонных земель, подразумевающих изменение муниципальной принадлежности находящихся на них сел, не может считаться безопасным, потому что негативно затронет интересы кого-то из влиятельных в контексте дагестанской равнины "игроков". В таком случае естественный, но сложный выход - "терапия" конкретных, локальных проблем, недопущение их эскалации, разрастания до проблем межэтнических.
За пределами земель отгонного животноводства на дагестанской равнине отсутствует какой-либо общий конфликтный сценарий, однако в отдельных селах земельные споры не раз достигали большой остроты и даже приводили к трагедиям. Замораживание конфликтов, вместо поиска их решения, опасно, потому что, чем дольше неразрешенными остаются те или иные конфликты, тем больше укрепляются и увереннее звучат земельные "доктрины", основанные на узкоэтнических интересах. Однако для разрешения любой конкретной земельной проблемы необходим переговорный процесс с участием влиятельных гарантов и посредников.
Внимания требуют и те равнинные села, в которых не засвидетельствованы какие-либо конфликты, но население которых многонационально. Как мы видели, этнические общины внутри таких сел не "растворяются" полностью, хотя степень различия в их укладе жизни, степень их обособленности в разных селах разная, как и механизмы их взаимоотношений друг с другом. При этом ключевые "сюжеты" жизни многонациональных сел, как и других сел дагестанской равнины, связаны с землей, в первую очередь - с дефицитом земель под застройку. Отношения в многонациональных селах должны быть предметом особого мониторинга в том числе и для того, чтобы земельный дефицит не стал катализатором межэтнических проблем.
По материалам: ИА Regnum
Дагестан миграции этничность / этнополитика
