СТРАНИЦЫ ОТЕЧЕСТВЕННОГО КАВКАЗОВЕДЕНИЯ (VIII). Этнографическое кавказоведение: основные направления, идеи, концепции
Публикации | 14.12.2011 | 00:02
3. ЭТНОГЕНЕЗИЭТНИЧЕСКАЯИСТОРИЯ
Вопросы этногенеза и этнической истории были предметом пристального внимания ученых Москвы и Ленинграда уже в 20-30-е годы. Пионерами этой тематики выступили известные исследователи Н.Я. Марр, А.Н. Генко, Н.Ф. Яковлев, в трудах которых были затронуты многие важные вопросы этой проблематики. Прежде всего следует назвать труды Н.Я. Марра, опубликованные им после Октябрьской революции в серии работ КИПС: «Племенной состав народов Кавказа» (268) и «Кавказские племенные названия и их местные параллели» (264). В этих работах впервые было показано огромное значение этнической ономастики (этнонимии и топонимии) для изучения вопросов этногенеза и этнической истории народов Кавказа. Вопросы этнической ономастики Кавказа исследовались Н.Я. Марром также в ряде других его работ: «Сухум и Туапсе» (270), «Термин скиф» (272), «Непочатый источник истории Кавказского мира» (265) и др. Примером интересного исследования этнической истории группы народов в пределах одного историко-культурного региона может служить работа Н.Я. Марра «Батум, Ардаган, Каре - исторический узел межнациональных отношений Кавказа» (262), основанная на обширных историко-этнографических и лингвистических материалах, собранных им лично во время неоднократных экспедиций в бассейн р. Чорохи. Марр ярко показал этническое и культурное своеобразие данного региона как стыка нескольких культур: картвельской (картской), мегрело-чанской, армянской, турецкой, проследил этногенетические истоки коренных этносов этой территории, охарактеризовал миграционные процессы, происходившие в древности в пределах современных Восточной и Западной Грузии, динамику местных этнических названий.
Большое значение для этногенетических исследований имели лингвистические труда Н.Я. Марра. Открыв кавказскую семью языков, названную им яфетической, он предложил таким образом гипотезу генетического родства этих языков, что несомненно оказало определенное влияние на разработку проблем этногенеза и этнической истории народов Кавказа как в 20-30-е годы, так и в дальнейшем.
Большой вклад в исследование этих проблем внес А.Н Генко. Его работы по данной тематике затрагивали самые различные ее аспекты. А.Н. Генко опубликовал ряд ценных для понимания этнической истории народов Кавказа источников: грузинских, арабских, западноевропейских. Занимаясь целым рядом кавказских языков (абазинским, абхазским, убыхским, ингушским, чеченским, бацбийским, цахурским, ханалыгским, гапутлинским и др.), он широко использовал их данные (наряду с историко-этнографическими) для обоснования своих гипотез происхождения этих народов. Поэтому лингвистические труды Генко освещают самые различные вопросы этих сложных научных проблем. Примером может служить монография А.Н. Генко «Абазинский язык» (*), в которой на полевых этнографических и лингвистических материалах впервые рассматриваются проблемы расселения абазин, эндо- и экзоэтнонимы абазинского этноса, этногенетические связи абазин и абхазов, история абазинских селений и миграций этого народа.
(*) Монография была подготовлена в начале 1930-х годов, опубликована лишь в 1955 г.
Древнейшей этнической истории народов Кавказа, их этногенетическим связям с народами Передней Азии были посвящены первые публикации А.Н. Генко (171, 172), средневековой и новой этнической истории одного из народов Северо-Западного Кавказа - работа «О языке убыхов» (173), впервые обобщившая историко-этнографические и лингвистические материалы о малом народе, в 1864 г., по окончании Кавказской войны, переселившимся в Турцию. Проанализировав данные языка народа садзов, сохранившиеся в труде турецкого путешественника XVIIв. Эвлия Челеби, А.Н. Генко пришел к выводу, что они представляют наиболее раннее свидетельство убыхского языка. В этой же работе ученый высказал ряд других интересных гипотез: о первоначальной этнической принадлежности южных приморских абазин, о ранних (до XVII в.) переселениях части абазин на северные склоны Большого Кавказа.
Не менее важна для понимания этнической истории народов Кавказа статья А.Н. Генко «Из культурного прошлого ингушей» (170). По определению самого Генко, это была попытка широкого использования данных языка для реконструкции истории народа, о котором почти нет известий в письменных источниках. Названный труд прежде всего имеет большое значение для понимания этнической истории северокавказских народов - ингушей, чеченцев, бацбийцев, кабардинцев, осетин. В статье определены территория расселения этнографических и локальных групп чеченцев и ингушей, характер этнокультурных контактов этих народов с соседними (грузинами, осетинами, кабардинцами, кумыками). Генко высказал также предположение о древнейшей этнической территории вайнахских народов. Впервые в кавказоведческой литературе он проследил этапы переселений вайнахов на равнину, частично охарактеризовал ингушскую этнонимию.
Вопросы этнической истории широко затрагивались А.Н. Генко и в другой его работе - «Арабский язык и кавказоведение» (*). Используя арабские средневековые источники (в своем переводе), он концентрирует внимание на новых аспектах проблемы культурного арабского влияния на традиционный быт дагестанских народов. Впервые им рассмотрен также вопрос об участии арабов в этнической истории некоторых народов Южного Дагестана, воссоздана историческая география расселения арабских мигрантов в Дагестане в VIII в., охарактеризованы особенности этнического развития местного населения в последующие исторические эпохи, прослежены этапы исламизации народов Дагестана.
(*) Эта работа была доложена на второй Сессии арабистов в Ленинграде в 1937 г. Опубликована в 1941 г.
Немалое значение для этногенетических исследований имели также лингвистические и историко-этнографические работы Н.Ф. Яковлева, многие годы занимавшегося адыгами, абхазами, вайнахами, народами Дагестана. Изучая, например, язык, историю, этнографию чеченцев и ингушей, Н.Ф. Яковлев впервые ввел в кавказоведческую литературу общее для этих народов название «вайнахи», взяв его из их живых языков (от чечено-ингушского войнах - наш народ). В дальнейшем данный термин получил широкое распространение.
Большую роль в разработке проблем этногенеза и этнической истории кавказских народов сыграли археологические открытия на Кавказе палеолитических и неолитических памятников, новых культур эпохи бронзы (С.Н. Замятнин, Е.И. Крупнов), исследования истории и языка Урарту (И.И. Мещанинов), продолженные Б.Б. Пиотровским, М.М. Дьяконовым, Г.А. Меликишвили, изучение истории Боспорского царства (В.В. Струве, С.А. Жебелев) и Кавказской Албании (И.А. Орбели, К.В. Тревер).
В послевоенные годы изучение этногенеза и этнической истории народов Кавказа получило новый импульс. Одной из первых работ этой тематики была статья Л.И. Лаврова «Обезы русских летописей», опубликованная в 1946 г. (материалы к ней собирались автором еще в 30-е годы). В данной работе Л.И. Лавров разрабатывал некоторые из идей А.Н. Генко, высказанные им ранее в трудах по истории абазин. В статье на большом историческом и этнографическом материале рассматривался вопрос о происхождении абазии, маленькой народности, живущей в настоящее время на северо-западных склонах Кавказского хребта. На исходе I тыс. н.э. абазины, по мнению Л.И. Лаврова, были более многочисленны и играли важную роль в политической жизни всего Западного Кавказа. Абазинские князья явились основателями известного Абхазского царства, что доказывается его названием: «Абаза» (откуда русское «обез») при самоназвании абхазов «апсуа». На севере власть абазинских владетелей простиралась до «Хазарской реки» - вероятно, Кубани. Столь широкая экспансия подорвала, однако, силы народа, и в последующие века абазины сами оказались в значительной степени ассимилированы своими соседями. Только на северных склонах Северо-Западного Кавказа сохранилась небольшая группа абазин, которые переселились сюда, как полагает Л.И. Лавров, между XIV - XVI вв.
Эту схему этногенеза автор неоднократно уточнял и пополнял новыми доказательствами на протяжении всей своей последующей научной деятельности. Так, в одной из своих работ, опубликованной в середине 1950-х годов, Л.И. Лавров пояснял, что близость абазинского языка к абхазскому следует объяснять не столько генетическим родством, сколько «абхазизацией» абазинского языка в период пребывания обоих народов в рамках одного государства - Абхазского царства. Языком же непосредственных предков абазин - абазгов был убыхский язык, который в позднем средневековье бытовал на более широкой территории (239).
Все сказанное было настолько новым и непривычным, что, завершая свое исследование, Л.И. Лавров мог с полным основанием резюмировать: у кавказоведов «таким образом есть серьезные основания для пересмотра наших представлений об исторической роли очень маленького, а когда-то многочисленного и сильного абазинского народа».
Научно-исследовательские институты Северного Кавказа в 1950-х годах приступили к разработке сводных трудов по истории своих национальных республик и областей, предложив ученым Москвы и Ленинграда принять участие в их работе. Одним из первых откликнулся на этот призыв Л.И. Лавров, опубликовавший статью «Расселение сванов на Северном Кавказе» (248). Статья имела большой резонанс в научных кругах по той причине, что среди кавказоведов искони существовало устойчивое убеждение, что Кавказский хребет всегда оставался крайним северным рубежом распространения картвельских племен. Между тем, как показал Л.И. Лавров, имеется много разного рода доказательств того, что сваны в течение длительного времени (XIV - начало XVI в.) проживали в верховьях Кубани. Не исключено, добавляет автор, что сваны обитали и в других ущельях Северного Кавказа, в том числе в верховьях Терека.
Рис. Абхаз в традиционной одежде (фотография 1970-х годов)
В середине 1950-х годов Л.И. Лавров выступил с серией статей, посвященных происхождению и этнической истории западных и восточных адыгов - предков современных адыгейцев, черкесов и кабардинцев.
В первой из этих статей - «О происхождении народов Северо-Западного Кавказа» Л.И. Лавров подверг развернутой критике многочисленные гипотезы об этногенезе коренного населения региона в дореволюционной и ранней советской историографии. На основании разнообразных источников автор убедительно показал, что предки абхазоязычныхи адыгских народов проживали на территории Западного Кавказа с древнейших времен. Это доказывается, пишет Лавров, лингвистическим анализом географических и этнических названий, известных на Западном Кавказе в античное и раннесредневековое время. В числе их гидронимы с корнем «псы» - «вода» в адыгских языках, племенные названия керкет, сохранившиеся в наименовании «черкес» и «черченей» (территориальное подразделение бжедугов), брух, в последующем бракъей, откуда русское «баракаевцы» (группа абазин), зих (джих), давшее современное самоназвание адыгов - «адыгэ» через переходную форму азыгъа (адыгское название абхазов), древнее племенное название апсиды, проступающее в современном самоназвании абазин «абаза», и т.д.
Рис. Балкарка в традиционной одежде (фотография 1960-х годов)
Вместе с тем Л.И. Лавров подчеркнул, что признание автохтонности горского населения Западного Кавказа отнюдь не отрицает отдельныхмиграций, в числе которых следует указать в первую очередь на переселение кабардинцев из Прикубанья в Центральное Предкавказье во второй половине XIIIв. и переселение абазин с побережья Черного моря па северные склоны Кавказского хребта в XIV-XVIвв., о чем выше уже упоминалось; вторичное переселение части кабардинцев на загад, на территорию современной Карачаево-Черкесии в 1804 и 1822 гг и др.
Касаясь глубинных вопросов этногенеза и последующей этнической истории абхазо-адыгских народов, Л И. Лавров пишет, что до сих пор историки отмечали довольно тесные связи этих племен с югом, вплоть до Месопотамии и Египта, но такие же сношения имели протоадыгские племена и с Крымом и Южной Украиной. Это следует из материальной культуры этих регионов, начиная со IIтыс. до н.э., и тождества этнотопонимии, уходящей своими корнями ко времени киммерийцев, имя которых, возможно, отложилось в названии одного из адыгских племен - «кIемгуй», в старину произносившееся как «кIемыргуй , откуда русское «темиргоевцы».
В статье Л.И. Лавров рассматривает также этноязыковые процессы, протекавшие на Западном Кавказе в далекой древности и раннем средневековье. Он последовательно анализирует все этнические наименования, известные на данной территории, которую принято считать «прародиной абхазо-адыгских народов (243).
Следует отметить, что многие наблюдения и выводы автора аргументированы столь тщательно, что не утратили своего значения и в настоящее время. Другие, как, например, отнесение к предкам адыгов меотских племен, обитавших в античное время в степной части Северо-Западного Кавказа, были им самим пересмотрены в последующих работах и отвергнуты. Отказался автор и от отождествления древнего этнонима «керкет» с позднейшим наименованием адыгов «черкесы», отнеся последний к тюркской этнической среде (казахам) и считая его социальным термином
Такая самокритичность Л.И. Лаврова вызывает глубочайшее уважение и одновременно свидетельствует о его неустанном поиске истины, творческом росте В то время Л.И. Лавров умел отстаивать свои взгляды там, где был уверен в своей правоте. Это наглядно проявилось в отстаивании им своей позиции в вопросах происхождения балкарцев и карачаевцев – двух близкородственных тюркских народов, проживающих в горах Северного Кавказа
Л.И. Лавров заинтересовался этнографией этих народов еще в предвоенную пору. Тогда же им была написана большая рукопись, в которой целый раздел был посвящен вопросу происхождения балкарцев и карачаевцев, но опубликовать ее до войны автор не успел.
В послевоенные годы Л.И. Лавров снова выступает с рядом работ по данной тематике, в которых четко и аргументирование обосновывает так называемую кипчакскую теорию происхождения балкарцев и карачаевцев (245). Наиболее всесторонне этот вопрос был им рассмотрен в большой статье «Карачай и Балкария до 30-х годов XIXв.», написанной на основании еще довоенной рукописи (20).
В начале статьи Л.И. Лавров подробно освещает общие вопросы демографии балкарцев и карачаевцев, затем вкратце излагает историю Северного Кавказа в эпоху позднего средневековья, накануне монгольского нашествия, а также ситуацию, сложившуюся в крае в последующие столетия. Далее автор переходит к краткому рассмотрению разных точек зрения на проблему происхождения карачаевцев и балкарцев. «Сейчас, - замечает Л.И. Лавров, - никто не спорит с очевидной истиной, что этногенетическое исследование нельзя строить на данных какой-либо одной науки. В нынешних этногенетических исследованиях используются, как правило, разнохарактерные источники: письменные, археологические, этнографические, фольклорные, антропологические и др. Однако для достоверности выводов комплексного подхода было бы недостаточно. Нужно еще, чтобы выводы вытекали из таких фактов, которые поддаются датировке и этнической локализации».
Проиллюстрировав это положение на ряде конкретных примеров, Л.И. Лавров указывает на основные источники, которые, по его мнению, имеют решающее значение для «построения научной гипотезы карачаево-балкарского этногенеза». Это в первую очередь письменные известия, данные лингвистики и отчасти этнографические источники. Л.И. Лавров приводит слова арабского географа Ибн ал-Асира, который был современником монгольского нашествия и, в частности, писал, что монголы «направились в земли кипчаков, одного из самых многочисленных тюркских племен, и избили всех тех, которые сопротивлялись им; остальные бежали в болота и на вершины гор, покинув землю свою...» Под «вершинами гор», замечает Л.И. Лавров, следует понимать Кавказские горы, что хорошо Согласуется с местом обитания кипчаков вблизи Кавказа и подтверждается другими, более поздними писателями. Так, Абу-л-Гази, автор XVII в., писавший на основании более ранних материалов, прямо указывает, что «большинство кипчаков, разбитых монголами... ушло в юрт черкесов и туманов». Туман, по мнению Лаврова, это область Тюмень в Кумыкии, что полностью соответствует указанию Ибнал-Асира на уход кипчаков не только в горы, но и в «болота», т.е. в ту же Кумыкию, в низовья Терека. В горах Кавказа кипчаки столкнулись с проживавшими там аланами, что подтверждается данными языка, топонимии, этнографическими материалами и рядом других источников.
Монгольское нашествие, по мнению Л.И. Лаврова, надо рассматривать как отправную точку в этногенезе не только тюркоязычных карачаевцев и балкарцев, но и в становлении осетин как кавказской народности. Правда, согласно источникам, аланы - иранские предки осетин окончательно оставили Предкавказскую равнину под напором опустошительных походов Тимура в конце XIVв., но это все звенья одной цепи.
Рис. Грузины-тушины (80-е годы XIX в.). Merzbacher G. Aus Hochregionen des Kaukasus. Bd. 2. Leipzig, 1901
С целью внести ясность в вопрос происхождения осетин в 1966 г.Северо-Осетинский НИИ, Юго-Осетинской НИИ Академии наук Грузии созвали специальную научную сессию, к участию в которой были приглашены кавказоведы из разных городов страны, в том числе из Москвы и Ленинграда. От сектора Кавказа Института этнографии выступил на сессии Б.А. Калоев с докладом «Данные этнографии и фольклора о происхождении осетин» Это была одна из первых попыток в кавказоведении использовать этнографические материалы для решения вопросов этногенеза без привлечения показаний других исторических дисциплин. Сопоставляя известия из области материальной и духовной культуры древних скифов, сарматов и алан с аналогичными явлениями бытовой культуры осетин, Б.А Калоев стремился показать, что между этими народами существует близкое генетическое родство (191) С другой стороны, докладчик вскрыл также много общего в культуре осетин и их кавказских предков в горах, создателей так называемой кобанской культуры, которые вошли в состав осетинского народа в качестве субстратного слоя Доклад вызвал большой интерес, хотя в выступлениях подчеркивалось, что методика использования этнографических материалов в этногенетическом плане еще нуждается в совершенствовании. В 1960-х годах проблеме освоения своей нынешней территории чеченцами и ингушами посвятил две статьи В.П. Кобычев. В работе «Из этногенетических приданий ингушей» речь идет о древних мифических насельниках на территории Ингушетии, сохранившихся в народной памяти под именем «вамполов», «дэвов», «джелтов», «гамстег», которые обычно рассматривались как исключительно сказочные персонажи. Однако сопоставление разного рода преданий позволяет с известной долей осторожности полагать, что в отдаленном прошлом под этими именами скрывались вполне реальные этнические группы, часть которых восходит к иранскому кругу племен, а другая - к тюркскому, что в общем вполне соответствует историческим данным (204).
Рис. Цебельдинцы. Фотография 1870-х годов ГИМ ИЗО. Альбом «Типы Кавказа»
В другой статье «Расселение чеченцев и ингушей в свете этногенетических преданий и памятников их материальной культуры», основанной, как и предыдущая, преимущественно на собственных полевых материалах, автор пытается рассмотреть судьбы вайнахских племен в средневековье. Сопоставляя данные фольклора с сохранившимися боевыми башнями, склепами и другими архитектурными сооружениями чеченцев и ингушей, В.П. Кобычев высказывает предположение о том, что в отдаленном прошлом вайнахи занимали территорию по обе стороны Главного Кавказского хребта на востоке нынешней их республики, а также почти всю нагорную полосу в центральных районах Кавказа. В этом же убеждают топонимические данные, которые в значительной мере совпадают на всем этом пространстве, - схема, в общих чертах уже высказывавшаяся в науке, но в деталях и на основе указанных источников впервые получившая лодтверждение в кавказоведении. Было высказано предположение, что в ходе этого меридиального движения с юга на север предки вайнахов имели две длительные остановки - в районе Майсты, а затем в Нашаха. О последней хорошо известно из фамильных преданий чеченцев. Именно из района Нашаха вайнахи в позднем средневековье стали расселяться в широтном направлении: на восток в район Ичкерии, на запад в Ассинскую котловину и Джерахское ущелье. Но все это, видимо, было вторичным переселением на территорию, которая и в глубокой древности была заселена (причем в гораздо более широких масштабах) вайнахоязычным или родственным ему этносом. Идеи, высказанные в двух названных статьях, были в целом положительно встречены в кавказоведческих кругах, спустя несколько лет эти статьи вошли в специальный сборник, посвященный актуальным вопросам этнической истории северокавказского региона.
Вопросы этнической истории и частично этногенеза в рамках всего северокавказского региона подверглись рассмотрению в двух специальных монографиях Н.Г. Волковой 1970-х годов. Источниковедческой базой первой из них («Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа») послужили материалы этнической ономастики, собранные автором как в литературных источниках, так и во время этнографических экспедиций.
В книге проанализированы названия народов, этнических и локальных групп населения региона - экзо- и эндоэтнонимы. Прослеживается трансформация этих названий на разных этапах истории народов Северного Каказа, связи народов, отразившиеся в этих названиях. Исследуя материалы по этнонимии адыгов, абазин, убыхов, ногайцев, карачаевцев, балкарцев, осетин и вайнахов (чеченцев, ингушей, бацбийцев), Н.Г. Волкова выявляет территорию распространения их этнонимии и в некоторых случаях вносит существенные коррективы в сложившиеся представления о генетических связях и расселении этих народов. В числе таких переосмыслений устоявшихся этнических названий автор указывает на необоснованность прямой связи наименований «керкет» и «черкес», «касог» и «кашк» и др. В книге предложена новая интерпретация некоторых древних этнонимов, как-то: «ардоз», «нахчаматьян», «гаргар»; дано новое истолкование таких этнических наименований, как «калкан» (каракалкан)-и «соны» (сонские кабаки). В приложении работы приводятся сводные таблицы терминов и указатель этнонимов, известных в северокавказских языках, а также в армянском, грузинском, азербайджанском и некоторых других (156).
Рис. 13. Заседание народного суда в садзской общине Геч. Рисунок 1840-х годов (Bell J. Journal of a residence in Circassia... V. 2. London, 1840)
В другой монографии «Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII- начале ХХв.» главный акцент сделан на вопросы этнической истории народов региона на протяжении нескольких веков. Хотя хронологические рамки исследования обозначены в пределах XVIII – начала XX в., фактически в ней привлечены источники более отдаленного прошлого - XVI и XVII вв., в том числе архивные материалы и такие малоизвестные письменные свидетельства очевидцев, как труд турецкого путешественника Эвлия Челеби (XVII в.). В книге подробно рассмотрены вопросы расселения всех коренных народов Северного Кавказа: ады-гов, абазин, ногайцев, карачаевцев, балкарцев, осетин, ингушей, чеченцев. Большое внимание автор уделяет изменениям этнической территории этих народов, которые происходили под влиянием различных социально-экономических, политических и природно-географических факторов. Наряду с этим приведены сведения о миграциях на Северный Кавказ русских, украинцев, грузин, калмыков, дагестанских народов.
Рис. 14. Древнее убыхское святилище в обществе Саше. Рисунок 1840-х годов (Bell J. Journal of a residence in Circassia... V. 2.)
Как и предыдущая работа, эта монография основана на самых разнообразных источниках: архивных, в основном выявленных автором, полевых этнографических, нарративных и в ряде случаев Н.Г. Волкова не ограничивается исследованием вопросов этнической истории, но затрагивает и глубокие проблемы начальных этапов этногенеза, как, например, о вайнахской подоснове части тушин (Пирикит - Тушети), о вайнахском населении в Дарьяльском ущелье (в сел. Ларе, в ущелье реки Кистинки), об этногенетических процессах, протекавших в контактной зоне Балкарии и соседней Дигории еще в XVIII в., и т.д.
Во второй части работы рассматриваются изменения, происходившие в этнической карте Северного Кавказа в период Кавказской войны и пореформенное время, вплоть до Советской власти, что делает монографию одинаково ценной и для исследователей- средневековой истории, и для историков более позднего времени. В приложении содержаться сведения о поселениях в разных районах Северного Кавказа в XIXв. и карты региона первой половины XIX в. (154).
В конце 1950-х - 1960-х годах ряд сотрудников сектора этнографии Кавказа были привлечены к работе над коллективными трудами «Народы Дагестана» и «Народы Кавказа» серии «Народы мира», в статьях которых также рассматривались вопросы этногенеза и этнической истории большинства народов региона. Эти вопросы более подробно затронуты в некоторых статьях серийного издания «Кавказский этнографическийсборник» и в капитальной работе Л.И. Лаврова «Эпиграфические памятники Северного Кавказа на арабском, персидском и турецком языках» (742). Они представляют собой обширный корпус специфических источников, порой содержащих уникальные исторические известия, которые к тому же сопровождаются квалифицированными и весьма содержательными комментариями автора, в том числе и по рассматриваемой проблеме. Здесь особенно следует выделить сводку различных сведений по этнополитической истории дидойцев (цезов), лакцев, табасаранцев и ряда других народов как Восточного, так и Западного Кавказа. Учитывая что в прошлом многие народы Дагестана и Северного Кавказа не имели своей письменности, эпиграфические памятники как исторический источник приобретают особо важное значение. Это делает труд Л.И. Лаврова незаменимым при изучении их прошлого, этнических и этнополитических процессов, в частности.
В начале 1980-х годов на страницах журнала «Советская этнография» с интересной статьей по проблеме этнокультурных контактов в Дагестане в связи с природно-географической средой выступила Г.А. Сергеева (288). И хотя в статье главный акцент сделан не на этническую историю, а на анализ конкретных компонентов исследуемого явления, читатель получает четкое представление о направленности возникающих при этом процессов. «Воздействие природно-географического фактора на этнос, - пишет Г.А. Сергеева, - было опосредованным, через хозяйственные отношения, изменения в которых в свою очередь способствовали созданию многих общих элементов в культуре народов, а также развитию многоязычия и межнациональных браков».
Немногочисленны публикации по этногенезу и этнической истории народов Закавказья. Здесь сказывалось прежде всего отсутствие соответствующих специалистов по этнографии народов Закавказья в этнографических научных центрах Москвы и Ленинграда. Кроме того, в самом Закавказье данной проблематикой занимался целый ряд ученых, в основном историков: Г.А. Меликишвили в Грузии, З.В. Анчабадзе в Абхазии, С.Т. Еремян в Армении, З.А. Буниатов в Азербайджане и др. Одной из ранних статей в русской советской этнографии по этнической истории Закавказья была работа В.П. Кобычева «Айрумы (к вопросу о происхождении этнонима)», посвященная этногенезу небольшой, но своеобразной группы азербайджанцев, происхождение которой автор связал с политическим разделом древней Армении в конце VIв. между Сасанидским Ираном и Византийской империей (203).
В 1966 г. посмертно была опубликована статья молодого сотрудника сектора Г.Р. Лазарашвили о времени переселения осетин Северного Кавказа на территорию Центральной Грузии (Шида Картли). В ней на основании большого числа источников, в том числе полевых материалов, собранных автором еще в студенческие годы, показана длительность этого процесса, который происходил в несколько этапов и закончился лишь в конце XVIII- первой половине XIXв., после присоединения Северного Кавказа к России, когда избыточное население смогло выселиться на прилегающую равнину (255). Таким образом, работа Г.Р. Лазарашвили впервые подвела научную базу под этот сложный вопрос, в котором ранее существовал значительный разнобой мнений.
В конце 1960-х годов Н.Г. Волкова опубликовала большую обобщающую статью по этническим процессам в Закавказье (62). В работе детально прослеживались различного рода миграционные и ассимиляционные процессы, которые происходили в этой части региона на протяжении последних двух веков. Однако фактическое изложение в статье намного шире указанных в заглавии хронологических рамок, поскольку истоки некоторых явлений уходят в более далекое прошлое - в эпоху средневековья и далее. Так, уже в первом разделе работы «Изменения в этническом составе населения» автор рассматривает миграционные процессы в позднем средневековье - начале нового времени и вплоть до современности. На первом этапе передвижения населения в Закавказье были вызваны главным образог. опустошительными иноземными нашествиями и внутренними феодальными распрями. В XIX в. миграции совершались преимущественно под воздействием экономических и конфессиональных факторов: махаджирство (выселение горцев в Турцию и другие страны Ближнего Востока), а также разновременные переселения горцев на равнину и т.п.
В начале XX в. основные изменения в этническом составе имели место в период революции и гражданской войны, а в более близкое к нам время - вследствие процесса урбанизации. Особые разделы в статье посвящены вопросам национальной консолидации, двуязычия, этнической ассимиляции и культурно-языкового взаимовлияния – т.е. всему тому, что в совокупности составляет самое понятие этнической истории. Различные аспекты этногенеза и этнической истории народов Кавказского региона рассматриваются и в ряде других работ Н.Г. Волковой, которые указаны в библиографии.
В числе работ, касающихся в той или иной степени рассматриваемой тематики, упомянем две монографии Г.В. Цулая, посвященные переводу на русский язык и комментарию таких важных фрагментов позднесредневековых грузинских летописных и авторизованных сочинений, как «Жизнь картлийских царей» Леонти Мровели, автора XI в. (761), и «Летопись Картли» (760). В обоих этих исторических источниках содержится большое число разнообразных фактических сведений, авторских ремарок, имеющих прямое или косвенное отношение к вопросу формирования грузинского и ряда сопредельных этнбсов, которые тщательно выявляет и анализирует Г.В., Цулая. Так, в первой монографии в легендарно-мифической форме излагается история «становления этнической карты Северного Кавказа и выделяются важнейшие этапы процесса». Характеризуя время написания работы Леонти Мровели, Г.В. Цулая пишет, что к этому периоду «в основных чертах уже определился этнический состав грузинской феодальной народности и территория ее расселения, вступает в новую фазу развития этническое самосознание многоплеменного грузинского населения». В предисловии к работе далее отмечается, что «в процессе объединения феодальной Грузии» важную роль сыграли также «этнические единицы некартвельского происхождения», которым в основном и посвящена большая часть книги и комментария к ней.
Во введении второй монографии Г.В. Цулая исследует период политической консолидации позднесредневековых грузинских княжеств и западногрузинского абхазского царства в единое Картлийское государство, в рамках которого произошло окончательное оформление феодальной грузинской народности. Это событие нашло свое отражение в выработке единого литературного языка, самосознания и других элементов культуры, о которой Г.В. Цулая справедливо замечает, что она являлась «следствием систематизации установившегося этнокультурного самосознания грузинского этноса», начало сложения которого началось за много веков до нашей эры.
Ценные суждения по этногонии картвельских и абхазо-адыгских народов содержатся и в других работах Г.В. Цулая, которые заинтересованный читатель может найти в прилагаемой библиографии.
Остановимся еще на одной работе Н.Г. Волковой «Арабы на Кавказе» (142), в которой приводятся малоизвестные, обычно игнорируемые исследователями сведения о длительном сохранении в этнической среде региона рудиментов этой народности, обитавшей на территории равнинного Азербайджана и прилегающих землях Дагестана. «Процесс деэтнизации кавказских арабов, - отмечает автор, - в основном завершился к концу XIX в.», но в быту арабский язык был вытеснен соседними языками, видимо, значительно раньше.
Завершая наш обзор, считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что в него вошла лишь незначительная часть работ, опубликованных по проблемам этногенеза и этнической истории народов Кавказского региона. В обзор не попали работы, посвященные общему описанию больших и малых народов и этнографических групп, даже если они при этом целенаправлены на интересующие нас процессы (например, Н.Г. Волковой и Ю.Д. Анчабадзе «Старый Тбилиси», Н.Г. Вопковой «Бацбийцы Грузии», «Вайнахи в Закавказье» и др.). Как правило, обойдены вниманием индивидуальные и коллективные монографии и сборники, статьи, в которых речь шла о процессах и явлениях, имеющих косвенное отношение к изучаемой тематике, в том числе и принадлежащие сотрудникам сектора (например, «Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе»). Отступление от указанных посылок привело бы к значительному увеличению объема настоящего обзора и фактически нарушило бы оговоренную структуру сборника.
Автор не ставил перед собой также задачу дать развернутую оценку рассматриваемых работ, поскольку это невозможно без сравнительного анализа всей совокупности источников в каждом конкретном случае. Как уже отмечалось, проблему этногенеза невозможно решать, опираясь на достижения какой-либо одной научной дисциплины, тем более что методика этногенетических исследований ни в одной из них не разработана надлежащим образом. Можно лишь суммарно сказать, что все упомянутые выше работы сотрудников сектора в той или иной степени способствовали лучшему выяснению многих вопросов происхождения и этнической истории отдельных народов и этнических групп и пониманию ряда этногенетических процессов, происходивших в разное время в границах локальных субрегионов Кавказа.
Вопросы этногенеза и этнической истории народов Кавказа всегда были предметом пристального внимания и изучения кавказоведов, хотя добротность этноисторических исследований, их обеспеченность необходимыми источниками не всегда удовлетворяли. В частности, неравномерной была разработка тематики двух составных названной проблемы -этногенеза и этнической истории. Наименее изученными были и остаются вопросы этногенеза.
Можно выделить две основные линии в исследовании этногенеза и этнической истории.
Первая (представленная очень немногими работами) - это исследования общерегионального характера, в которых на материалах народов (Северного Кавказа, Дагестана, Закавказья, всего Кавказа) в определенных хронологических рамках рассматривались отдельные вопросы этнической истории.
Другая линия исследований представлена гораздо большей группой работ. Это изучение этногенеза и этнической истории отдельных этносов. В данной группе наиболее исследован Северный Кавказ. К настоящему времени имеются специальные работы по этногенезу и этнической истории адыгов, абазин, убыхов, карачаевцев, балкарцев, осетин, а также этнической истории вайнахов, некоторых народов Дагестана (рутульцев, цахур, лакцев и др.). Менее изучено Закавказье. Но и по этому региону можно отметить ряд работ, в которых исследовались формирование современного состава населения, история миграций с гор на равнину, переселения народов Северного Кавказа на южные склоны Кавказского хребта, этнокультурные связи народов Закавказья и Северного Кавказа.
Этногенез и этническая история - комплексная, междисциплинарная проблема. Ее изучением на кавказском материале занимаются наши коллеги - археологи, историки, антропологи, лингвисты. На данном этапе необходима более тесная кооперация исследований этой проблемы специалистами разного профиля.
Таким образом, несмотря на изученность целого ряда вопросов темы, имеется и много «белых пятен», в частности в разработке этногенеза и этнической истории отдельных народов Дагестана, Закавказья (особенно сложно с изучением этой проблемы на азербайджанских материалах), недостаточно изучены этногенез и этническая история вайнахов, дискуссионные вопросы происхождения ряда народов, в частности тюркоязычных - азербайджанцев, карачаевцев, балкарцев.
Одним словом, необходима планомерная подготовка и проведение исследований по этногенезу и этнической истории конкретных этносов, что даст возможность со временем создать сводную работу по истории народов всего Кавказа.
советское кавказоведение
