ПРОБЛЕМА ОСЕТИНСКОГО ЕДИНСТВА В ХХ – НАЧАЛЕ ХХI ВЕКОВ. Исторический и политологический аспекты (II)

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Владимир НОВИКОВ | 08.08.2013 | 00:10

Проблема единства Севера и Юга Осетии в позднесоветские и первые постсоветские годы

Существование Севера и Юга Осетии в различных административно-террриториальных образованиях (РСФСР, ГССР) обусловило динамику их раздельного развития. В какой-то мере это развело интересы северных и южных осетин.

Во-первых, налицо был дисбаланс развития между Севером и Югом: Север – более индустриализированный, Юг – аграрная провинция Грузинской ССР.

Во-вторых, между Севером и Югом Осетии отсутствовали надежные транспортные коммуникации. Транскавказская магистраль (Транскам) была построена лишь в середине 1980-х гг.

В-третьих, на Севере и Юге по-разному понимались опасности. Если на Севере главная угроза – это конфликт с экстремистски настроенными ингушскими кругами, то для Юга на первом месте стояла грузинская экспансия.

В-четвертых, раздельное государственно-политическое существование Севера и Юга Осетии привело к появлению соответственно североосетинской и югоосетинской политических элит, обладавшими административными, экономическими, политическими амбицияи.

В-пятых, в момент распада СССР политическое поведение северных и южных осетин было различно. Если на Севере Осетии политическая инициатива была в руках местной элиты из числа представителей партийной, хозяйственной и военно-милицейской номенклатуры, то на Юге интересы партийно-хозяйственной номенклатуры и т.н. «новой элиты», молодых политиков, пришедших, прежде всего, из Народного Фронта «Адамон Ныхас», вступили во взаимный антагонизм. Более того, потребовалось вмешательство осетинской диаспоры в конфликт (московского культурного общества «Фарн» и генерала К.М. Цаголова) для того, чтобы попытаться его разрешить [Санакоев 2004, с. 19].

Отметим, что Южная Осетия в политическом отношении пережила интересный феномен, характерный также для Абхазии, Грузии, Армении (в том числе – Нагорного Карабаха). Этот феномен – высокая инфильтрация в политическую сферу на руководящие роли гуманитарной научной интеллигенции, в первую очередь, историков и филологов. Так, у истоков национального движения и государственных структур Южной Осетии стояли историки и филологи (А.Р. Чочиев, Ю.С. Гаглойти, Ю.А. Дзиццойты, М.В. Цховребова и другие).

Главным «связником» между Севером и Югом Осетии и, наверное, главным сторонником интересов Юга во Владикавказе был С.П.Таболов – политик и государственный деятель, обладавший еще и еще талантом организатора науки: в 1991-1993 гг. он возглавлял Северо-Осетинский институт гуманитарно-социальных исследований (СОИГСИ).

Этот феномен объясняется тем, что в ситуации острого этнического противостояния, борьбы за сохранение собственной идентичности именно наука зачастую была своего рода «полем битвы». Многочисленные монографии и диссертации были не просто научными работами, а своего рода аргументами в борьбе тех или иных народов за право жить на своей земле. Именно этот фактор обусловил такое высокое представительство гуманитариев в национальном движении в Южной Осетии.

Лидерство этого гуманитарно-научного элемента в национальном движении Южной Осетии обусловило его не только национальный, но и демократический характер. Лидеры «Адамон Ныхас» противопоставляли себя партийной номенклатуре не только на Юге, но и на Севере Осетии. Если почитать, например, публицистику начала 1990-х гг. идеолога «Адамон Ныхаса» А.Р.Чочиева (фигуры, прямо скажем, неоднозначной), то там есть прямые обвинения в адрес партийной номенклатуры как Севера, так и Юга Осетии в предательстве, в стремлении сохранить власть любым путем и т.д.

Совершенно очевидно, что такая риторика не могла не настораживать власти Северной Осетии. Кроме того, была и еще одна тема, которая педалировалась Чочиевым и его кругом в 1990-1992 гг. Эта тема – кланово-политический эгоизм северян и руководства Северной Осетии и его стремление самоустраниться от решения проблем Юга Осетии, чтобы не пустить южан во власть.

В то же время, Чочиев и его круг в «Адамон Ныхас» видели в 1990-1991 гг. пути объединения усилий Севера и Юга. Приведем здесь цитату из Чочиева:

«Я предполагал следующее: 1) включиться в оппозицион­ные рескому силы, но в мотивы противоборства с номенкла­турой добавить общеосетинский — идею осетинского единст­ва. Борьба с коррупцией не могла иметь серьезный отзыв у страны, напрочь растаскивавшейся несунами — Юг и Север в этом смысле ничем не отличались от остальной социалисти­ческой родины; 2) привлечь в Южную Осетию осетин с Севера, по возможности уже авторитетных, на ответственную ра­боту во власти и производстве. Создать им авторитет обще­осетинского звучания и значения, и вернуть на Север. Конку­рировать со старыми лидерами. И сделать общенациональ­ную идею актуальной в межличностной сваре кабинетных оппонентов [Чочиев 1994, с. 43].

То есть Чочиев пытался экономически завязать Юг и Север Осетии, связав еще и экономические элиты северян и южан. Однако экономическая основа – при всей ее важности – вряд ли может быть главным объединяющим фактором для Севера и Юга.

И здесь вновь стоит вернуться к теме той осторожности, с которой относились к национальному движению на Юге Осетии власти Северной Осетии. Эту осторожность нельзя объяснить, если не понимать тогдашнего политического контекста. 9-10 сентября 1989 года прошел Второй съезд ингушского народа, на котором было выдвинуто требование восстановить автономию Ингушетию – то есть требование территориального раздела Чечено-Ингушской АССР – и передачи этой автономии Пригородного района Северной Осетии [Цуциев 1998, с 157].

20 июля 1990 года третья сессия Верховного Совета Северной Осетии приняла «Декларацию о государственном суверенитете» республики. Согласно этой декларации, статус республики повышался из автономной до союзной. 24 мая 1991 года это было зафиксировано в Конституции РСФСР.

Руководство Северной Осетии вынуждено было пойти на объявление государственного суверенитета в ситуации повального «парада суверенитетов» и угрозы территориальной целостности республики.

27 ноября 1990 года «Декларацию о государственном суверенитете» принимает Чечено-Ингушская АССР. С этого момента ингушские лидеры и руководство Чечено-Ингушетии во главе с Доку Завгаевым начинают просто соревноваться друг с другом в выдвижении территориальных претензий к Северной Осетии.

При этом следует учитывать саму сложную обстановку в Чечено-Ингушетии. Там в этот момент с одной стороны усилились ингушские национал-радикалы, стремившиеся выделить из территории Чечено-Ингушетии и Северной Осетии собственную республику. С другой стороны, амбициозный руководитель республики, чеченец по национальности Доку Завгаев стремился не допустить территориального раздела собственной республики. Но и у самого Завгаева были противники внутри чеченского общества. В первую очередь, национал-радикалы во главе с Зелимханом Яндарбиевым и Джохаром Дудаевым.

В этой ситуации территориальные претензии к Северной Осетии становились своего рода инструментом внутриполитической борьбы в самой Чечено-Ингушетии. Завгаев и чеченские кланы, поддерживая требования сецессии части территории Северной Осетии, пытались выбить аргументы из рук ингушских сепаратистов, мечтающих о разделе самой Чечено-Ингушетии.

В этой ситуации руководство Северной Осетии не могло до конца солидаризоваться с национальным движением южных осетин. Ведь южане требовали территориального передела Грузинской ССР. А любой территориальный передел – это прецедент. И прецедент, невыгодный для Северной Осетии.

В то же время вмешательство Севера в дела Юга начинает просматриваться, начиная с 1990 года. В 1991 году командующим гвардией и первым премьер-министром Южной Осетии был назначен Олег Тезиев, фигура неоднозначная и до сих пор вызывающая споры. Не будем подробно останавливаться на личности Тезиева, укажем лишь на то, что он – северянин, никогда до своего назначения не работавший на Юге Осетии. И что в самые тяжелые дни 1991-1992 гг. Тезиев сыграл огромную роль, как в обороне Цхинвала, так и в той помощи, которую оказали южане северянам во время ноябрьских событий 1992 года.

Расхожим мифом, бытующим в политологической литературе, является утверждение о том, что Северной и Южной Осетии была гарантирована поддержка Москвы в конфликте с Ингушетией и Грузией. На самом деле, это было совсем не так.

Определенные круги в Москве либо хотели использовать конфликты обеих Осетий с соседей в своих интересах, либо подыгрывали врагам Осетии. Наглядно это можно проследить на примере грузино-югоосетинского конфликта.

К концу 1990 года М.С.Горбачев хорошо понимал, что националисты типа Гамсахурдиа несут в себе опасность не только для целостности государства, но и для его личной власти. Сил и средств для того, чтобы отстранить набирающих власть националистов у Горбачева не было. Единственный шанс удержать грузинских радикалов состоял в том, чтобы спровоцировать межнациональные конфликты в пределах Грузинской ССР. Грузино-осетинский конфликт был как раз удобным поводом для затягивания Гамсахурдиа и его режима в пучину конфликта.

В ночь с 6 на 7 января 1991 года в Цхинвал вошла грузинская милиция и поддерживающие ее незаконные вооруженные формирования. Грузинскими властями был арестован председатель Верховного Совета Южной Осетии Торез Кулумбегов.

Осуществлявшие разделение сторон в зоне конфликта части Внутренних войск МВД СССР под командованием генерал-майора Генриха Малюшкина покинули свои позиции вокруг города. Как признавал впоследствии сам Малюшкин, он и его подчиненные сделали это по приказу из Москвы, и сделали это с тяжелым сердцем [Санакоев 2004, с. 150]. Возможно, что генерал Малюшкин искренен, когда говорит про собственное тяжелое психологическое состояние. Однако его прямые начальники и политическое руководство в Москве прекрасно осознавали, что они делают. И вряд ли у них было тяжело на сердце.

16 января 1991 года в Тбилиси прибыл спикер Совета Национальностей Верховного Совета СССР Рафик Нишанов. В результате переговоров с грузинским руководством был достигнут компромисс, согласно которому Грузия признала, что ее милиция подчиняется МВД СССР. А значит, имеет право проводить операции на территории Южной Осетии [Санакоев 2004, с. 150].

Отметим, что в январе 1991 года Гамсахурдиа повел наступление по всем фронтам. Тогда же был арестован его политический оппонент, лидер военизированной группировки «Мхедриони» Джаба Иоселиани. В его аресте принимали участие подразделения Закавказского военного округа. Эта деталь также указывает на то, что Гамсахурдиа получил карт-бланш на свои действия из Москвы.

Похоже, что Горбачев и его силовые министры просто решили дать Гамсахурдиа «порезвиться», чтобы он наделал ошибок, и его можно было сделать управляемым. Циничность такой политики не могла не осознаваться ее творцами. А вот ее пагубность – вряд ли. Разыгрывания конфликтного потенциала в распадающейся Грузинской ССР не помогало привязать Тбилиси к Москве и заставить Гамсахурдиа пойти на уступки, а просто приводило к усилению конфронтации и росту грузинского сепаратизма.

Не менее цинично вел себя и альтернативный центр власти во главе с Председателем Верховного Совета РСФСР Б.Н.Ельциным. В марте 1991 года Ельцин совершил вояж на Северный Кавказ. В Чечено-Ингушетии он заявил о возможности разрешения осетино-ингушского территориального спора в пользу ингушей.

После этого Ельцин отправился в Грузию, где в Казбеги встретился с Гамсахурдиа. По результатам этой встречи был подписан уникальный по своей правовой безграмотности (или наглости?) документ, в котором главы парламентов РСФСР и Грузии – Ельцин и Гамсахурдиа – фактически присвоили себе полномочия союзных органов власти. Согласно этому документу, Ельцин обязывался содействовать выводу советских войск с территории Южной Осетии, Россия и Грузия создают совместный милицейский отряд для «разоружения незаконных вооруженных формирований», то есть фактически осетинских вооруженных формирований [Блиев 2006, с. 378-379].

Таким образом, если для консервативных сил, стремившихся удержать Грузию в составе СССР, Южная Осетия была лишь способом разжечь пожар межнационального конфликта и шантажировать грузин, то для «сил молодой российской демократии», заключивших союз против «коммунистического Центра», Южная Осетия представляла собой союзника «московских консерваторов», а, следовательно, врагом. Южная Осетия оказалась зажата между противоборствующими силами, желавшими решать свои проблемы за счет осетинских интересов.

К этому следует добавить то, что Северная Осетия в этот момент оказалась также лишена свободы политического маневра. С весны 1991 года происходит обострение обстановки в Пригородном районе, что привело к введению в нем чрезвычайного положения.

Дальнейшие дезинтеграционные процессы на территории СССР вызвали осенью 1991 года фактический паралич центральной власти в СССР, а в декабре – его роспуск. На это накладывался сложная региональная ситуация, в которой оказалась сама Осетия. Причем как Южная, так и Северная.

С осени 1991 года начинается эскалация чеченского процесса (приход к власти Д.Дудаева, сецессия Ингушетии от Чечни и т.д.) и связанное с этим усиление территориальных претензий к Северной Осетии. Прибавим к этому войну в Южной Осетии и гражданское противостояние в Грузии, где столкнулись интересы режима З.Гамсахурдиа и его оппонентов.

В этой ситуации 13-14 декабря 1991 года во Владикавказе прошел Съезд Осетинского народа. На нем было декларирована необходимость объединения Севера и Юга Осетии. Однако сам съезд прошел не бесконфликтно. На нем обозначились противоречия между руководством Северной Осетии и частью лидеров южан. В частности, произошел конфликт между руководителем «Адамон Ныхас» А.Чочиевым и лидером североосетинского ополчения Б.Дзуцевым, которое Чочиев расценил как интригу североосетинского руководства [Осетия перед выбором, с. 21].

21 декабря 1991 года Верховный Совет Южной Осетии объявил о государственном суверенитете республики. 19 января 1992 года в Южной Осетии был проведен референдум о независимости с перспективой объединения с Россией. Абсолютное большинство высказалось за независимость.

В этот период времени в Грузии установился фактически политический хаос. 22 декабря 1991 года вооруженная группировка Тенгиза Китовани начала мятеж против президента З.Гамсахурдиа. Вскоре к нему присоединился выпущенный из тюрьмы Иоселиани со своей «гвардией». 7 января 1992 года Гамсахурдиа бежал из Грузии в Армению. На западе Грузии – в Мингрелии и Сванетии – начали формироваться отряды вооруженных сторонников Гамсахурдиа.

Новые власти Грузии выпустили из тбилисской тюрьмы лидера Южной Осетии Кулумбегова, который даже пообещал прийти им на помощь со своими отрядами новым руководителям Грузии [Жидков 1995, с. 147].

Однако весной 1992 года боевые действия в Южной Осетии возобновились. Новые власти Грузии во главе с триумвиратом Э.Шеварднадзе-Д.Иоселиани-Т.Китовани отказались обсуждать какие-либо альтернативы разрешения югоосетинской проблемы, кроме дальнейшего пребывания республики в составе Грузии.

Апогей войны наступил в июне 1992 года, когда грузинские войска попытались взять штурмом Цхинвал. Масла в огонь разгорающегося конфликта добавляла политика российского руководства, фактически санкционировавшего передачу грузинским властям вооружений со складов Закавказского военного округа.

В ответ на это югоосетинские власти во главе с премьером О.Д.Тезиевым при поддержке части североосетинского руководства пошли на отчаянный шаг – вовлечение в конфликт Российской Федерации. Группы сторонников Тезиева самовольно захватили несколько складов с вооружениями в окрестностях Владикавказа.

На первый взгляд, это был шаг, выходящий за рамки правового поля, но единственно верный в той ситуации. Однако еще 24 мая 1992 года чрезвычайная сессия Верховного Совета Северной Осетии приняла постановление в котором содержались следующие пункты:

«(…) 5. Доукомплектовать Республиканскую гвардию, в том числе за счет казачьих подразделений, провести запись добровольцев для направления их на защиту Республики Южная Осетия.

6. Закрыть военно-грузинскую дорогу, перекрыть подачу газа Грузию до стабилизации положения и прекращения геноцида осетинского народа.

7. Обратиться к руководству Российской Федераций с требованием обеспечить созданную в Северной Осетии Республиканскую гвардию необходимым количеством оружия, военной техники и имущества, а в случае отказа Верховный Совет республики оставляет за собой право их национализации» [Постановление 1992].

Таким образом, самовольный захват складов с оружием можно было оправдать выполнением этого постановления Верховного Совета Северной Осетии. Захваченное на российских складах оружие было тут же использовано против грузинских вооруженных формирований. На грузино-осетинском фронте наступил если не перелом, то равновесие сторон.

В этой ситуации Шеварднадзе сделал единственный возможный в этой ситуации ход – обыграть своих осетинских противников на поле дипломатических договоренностей. Сначала Шеварднадзе попытался договориться с Владикавказом за спиной Цхинвала. 10 июня 1992 года в поселке Казбеги состоялась его встреча с североосетинским руководством во главе с А.Х. Галазовым. По результатам этой встречи был принят следующий протокол, в котором были отражены достигнутые договоренности:

1. Добиться немедленного прекращения огня в зоне грузино-осетинского конфликта.

2. До 12 июня 1992 года сформировать совместную, четырехстороннюю группу наблюдателей с участием представителей вовлеченных в конфликт вооруженных формирований.

3. Приступить к формированию совместного миротворческого подразделения из числа воинов-афганцев с целью стабилизации обстановки в зоне конфликта.

4. До 12 июня 1992 года организовать совместной пресс центр, в который войдут представители заинтересованных сторон и который будет готовить и распространять согласованную объективную информацию.

5. В ближайшее время провести встречу и переговоры руководителей вооруженных формирований, вовлеченных конфликт сторон.

6. Разработать комплекс мер по созданию условий для возвращения беженцев в места постоянного проживания до наступления зимних холодов.

7. Подтвердить необходимость создания совместной оперативно-следственной группы для расследования преступления, совершенного 20 мая с. г. в районе села Кехви.

8. Предусмотреть взаимодействие правоохранительных органов и специальных служб.

9. Признать целесообразным участие в переговорном процессе по урегулирования конфликта Российской Федерации и Республики Армения.

10. Призвать общественность республик, представителей творческой интеллигенции, женских и молодежных организаций, средств массовой информации, спортивных обществ активно поддержать миротворческие усилия руководителей республик, их стремление восстановить традиционные отношения дружбы между грузинским и осетинским народами, их давние и разносторонние экономические и культурные связи.

11. Принять обращение Грузинскому и Осетинскому народам от имени участников встречи в Казбеги.

От Республики Грузии Э. А. Шеварднадзе.

От Северо-Осетинской ССР А. Х. Галазов.

Пос. Казбеги. 10 июня 1992 года.

Протокол составлен в двух экземплярах и передан каждой из сторон. См.: [Северная Осетия 1992].

Де-факто югоосетинская сторона была исключена из переговорного процесса в Казбеги. Выразителем интересов Южной Осетии стал Владикавказ. К сожалению, казбегский протокол не содержал никаких предложений по политическому урегулированию конфликта и определению дальнейших политико-правового статуса Южной Осетии.

Это играло на руку Шеварднадзе. Он мог оперировать казбегским протоколом в переговорах и с Москвой, и с Цхинвалом, а также использовать этот документ для разжигания конфликта между Цхинвалом и Владикавказом. К сожалению, тогдашнее руководство Северной Осетии попалось на этот крючок.

12 июня жесткое заявление по ситуации по Южной Осетии принял Верховный Совет Российской Федерации, 20 июня столь же жесткое заявление сделало Правительство Российской Федерации.

24 июня в Дагомысе состоялась встреча представителей России, Грузии, Северной и Южной Осетии. Северную Осетию представляли А.Х.Галазов и С.В.Хетагуров, Южную – Т.Г.Кулумбегов, О.Д.Тезиев, В.Н.Хубулов и А.Р.Чочиев. Фактически произошло признание Южной Осетии как участника конфликта и переговорного процесса.

Стороны договорились о прекращении огня, вводе миротворческих сил в зону конфликта и создание четырехсторонней Смешанной Комиссии по контролю за исполнением соглашений с участием России, Грузии, Северной Осетии и Южной Осетии.

Главный «сюрприз» Ельцин и Шеварднадзе приготовили всем за спиной североосетинских и югоосетинских представителей. Отдельно российским и грузинским лидером было подписано двухстороннее коммюнике по итогам встречи. В нем Россия признавала грузинские границы, обязалась не применять к ней силы, а также содействовать вступлению Грузии в ООН.

В этом же коммюнике содержался и такой пункт:

«Правоохранительные органы Грузии и России будут решительно пресекать деятельность незаконных военных, полувоенных и самовольно образованных отрядов и групп на территориях под их юрисдикцией».Цит. по: [Лакоба 2001, с. 24].

Формулировка – расплывчатая и позволяющая очень широкое толкование. И не исключено, что под действие этой формулировки могли попасть североосетинские вооруженные формирования, захотевшие придти на помощь своим югоосетинским собратьям. Фактически с помощью Дагомысского соглашения был заморожен грузино-осетинский конфликт, а с ним – и вопрос о статусе Южной Осетии.

Совершенно очевидно, что менее всего определять статус Южной Осетии хотел в Тбилиси и Москве. В тогдашней Москве хорошо понимали, что распад СССР с правовой точки зрения нарушал все нормы союзного, российского и международного законодательства. Удержать в этой ситуации границы бывших союзных республик было сложно. Поэтому Москва поступала по принципу «нерушимости границ», под которыми поднимались границы союзных республик.

Какова же при этом была позиция Владикавказа и Цхинвала?

Позиция Владикавказа, заключавшаяся в следовании в фарватере официальной Москвы, была во многом обусловлена наличием осетино-ингушского противостояния.

Осенью 1992 года разразился вооруженный осетино-ингушский конфликт. Существенную помощь в отражении агрессии Северной Осетии оказали югоосетинские вооруженные формирования.

Это обстоятельство стало причиной активизации интеграционных инициатив между Севером и Югом Осетии. 6 марта 1993 года Верховный Совет Северной Осетии признал Республику Южную Осетию. В марте 1993 года межпарламентская комиссия обеих Осетий приступила к созданию Концепции интеграции Северной и Южной Осетии [Чибиров 2010, с. 362].

В этой связи особо выделим деятельность такого североосетинского политика, как С.П.Таболов (1946-1993). Именно Таболов, начиная с конца 1980-х годов, стал фактическим «мотором» всех интеграционных инициатив между Севером и Югом. Именно Таболов старался примирить радикалов Юга с умеренной частью североосетинского руководства. Трагическая гибель Таболова в автомобильной катастрофе в конце 1993 года стала тяжелейшим ударом по делу осетинского единства. Однако многие из его идей актуальны и сегодня.

В этой связи хотелось бы остановиться на некоторых из таболовских высказываниях. В своем последнем интервью в октябре 1993 года Таболов так оценивал негативные тенденции в межосетинских отношениях:

«Нынешнее положение является в определенной степени расплатой за пассивность и нерешительность проявленные руководством Северной Осетии на этапе крушения советской и конституирования «независимой» советской государственности. Явно недооценив поначалу дестабилизационный (для Северной Осетии) потенциал южноосетинского конфликта, и отдав проблему на откуп центральным (сперва союзным, а затем федеральным) органам, власти республики по меньшей мере дважды – в период роспуска СССР зимой 1991-1992 гг. и при разработке Федеративного Договора весной 1992 г. – упустили возможность предельно жесткой и принципиальной постановки перед новым российским центром вопроса о недопустимости государственного расчленения Осетии и необходимости нахождения приемлемой формулы включения Южной Осетии в российское политико-правовое и социально-экономическое пространство (то же касается и позиции руководства адыгских республик в отношении Абхазии). Результатом отсутствия разумного давления североосетинских официальных и неофициальных структур на федеральные власти стало признание без каких-либо условий и оговорок международной правосубъектности Республики Грузия (естественно, в ее существующих границах) Россией, а затем и мировым сообществом и превращения, таким образом, административной северо-осетино-южноосетинской границы в государственную российско-грузинскую».

Таболов предлагал и выход из сложившейся ситуации:

«В подобной ситуации со всей актуальностью встает на повестку дня вопрос о правовом обеспечении стремления осетин к национальному единству. Поскольку возможности осуществления данной задачи посредством объединения двух Осетий в конституционных рамках одного государства ныне опущена (вероятно, надолго), остается единственный путь продвижения к названной цели – достижения такого объема прав и полномочий и такой степени суверенности Северной и Южной Осетии (пусть даже в составе других государств), который надежно гарантировал бы беспрепятственный ход интеграционных процессов между ними и самостоятельное решение всех вопросов внутриосетинских взаимоотношений» [Таболов 1993].

Таболов предлагал и конкретные пути такой интеграции. В частности, он считал, что достигнуть с властями Российской Федерации специальной договоренности о признании Москвой особых национально-государственных интересов Северной Осетии в Южной Осетии, а также права осетинского народа на беспрепятственную политическую, экономическую и культурную интеграцию. Также Таболов предлагал отнести к совместному ведению России и Северной Осетии фактически весь комплекс российско-грузинских отношений [Таболов 1993].

Важно отметить, что Таболов считал, что эффективность подобных мер резко бы повысилась, если бы одновременно с Северной Осетией с аналогичными инициативами выступили бы адыгские республики и Дагестан, имеющие сходные интересы в Абхазии и Лезгистане [Таболов 1993].

Отметим, что если бы меры, предлагаемые Таболовым, были бы реализованы в полной мере, то это могло быть использовано Москвой для интеграционных процессов на постсоветском пространстве.

К сожалению, предложения Таболова не были реализованы сразу по нескольким причинам. Во-первых, из-за сложной внутриполитической ситуации на Юге Осетии. Во-вторых, из-за не менее сложной ситуации на Севере Осетии. В-третьих, к огромному сожалению, приходится признать, что во времена А.С.Дзасохова Северная Осетия фактически передала инициативу по политике в отношении Южной Осетии в руки Москвы и Тбилиси.

Новые возможности появились после признания Российской Федерации независимости Республики Южная Осетия в августе 2008 года. Однако и тут, с сожалением, приходится признать, что отношения по линии Москва-Цхинвал не дополнились полноценными отношениями по линии Владикавказ-Цхинвал. Более того, не исключено, что в таком развитии событий были заинтересованы определенные чиновные группы в Москве, рассматривающие РЮО как своего рода свою вотчину.

И в этой ситуации целесообразно было бы вернуться к тем принципам межосетинских отношений, которые были заложены в свое время С.П.Тоболовым. Между двумя Осетиями должен существовать такой уровень интеграции, который бы позволял бы осетинскому народу существовать де-юре в различных государственных образованиях, но де-факто как единое целое.

В то же время весь комплекс мер межосетинского сотрудничества и интеграции должны определить сами политики Севера и Юга Осетии, осетинский народ.

Статья опубликована в журнале «Кавказские научные записки». – 2012 г. – № 4; электронная версия - bs-kavkaz.org

Новиков Владимир Владимирович – кандидат исторических наук, политолог, научный сотрудник Института политических и социальных исследований Черноморско-Каспийского региона

Грузия политика и право Северная Осетия СССР Южная Осетия

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: