АРМЯНЕ В КОНТЕКСТЕ МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В АБХАЗИИ И ЕЁ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КОНЦА XIX – НАЧАЛА ХХ ВЕКОВ (I)
Публикации | Бениамин МАИЛЯН | 08.08.2014 | 00:00
Когда Бог раздавал землю, наилучшую он уделял достойным, а оставшуюся часть распределил среди остальных. Когда он раздал все к нему пришел старый абхаз и сказал: «Будь милосерден, не оставляй мой народ без земли!». «Я отдал всё. Ты сам виноват, ведь ты опоздал», – ответил Бог абхазу. «Ко мне пришёл гость, и я не мог уйти, не приняв его», – ответил старик-абхаз. Господь задумался. «Хорошо, за твоё гостеприимство я уступлю тебе землю, которую приберёг лишь для себя», – и отдал абхазу страну между морем и горами, лучше которой нет ничего на свете.
Абхазская легенда
* * *
Победоносное завершение Россией многолетней Кавказской войны в 1864 году, как известно, ознаменовалось также упразднением полусамостоятельного Абхазского княжества. Испытывая горькие чувства и опрометчиво поддавшись панисламистской пропаганде, множество абхазов сотнями покидали родные места и отправлялись на чужбину, становясь обездоленными изгнанниками-махаджирами в Оттоманской империи. Воспользовавшись эскалацией антироссийских настроений среди абхазского населения, турецкому правительству весной 1877 г., после начала очередной войны с Россией, удалось организовать «второй фронт» в Абхазии, высадив здесь значительный десант. Хорошо понимая важное стратегическое значение Абхазии, русские власти стремились удалить в Турцию ее мусульманское население, что, по их мнению, могло способствовать установлению политической стабильности в крае. Наместник Кавказа, великий князь М. Н. Романов прямо говорил, что «главная цель предположенного переселения (абхазов. – Б. М.) в Турцию состоит в удалении от пределов наших той части населения, которая заключает в себе элементы наиболее нам враждебные» (1). По указу императора (май 1880 года) абхазы из-за участие в восстании 1877 года получили статус «виновного населения», который был отменен 30 лет спустя. Впредь им разрешалось селиться лишь на удалении 20 верст от Сухума, а прибрежная полоса в междуречье Кодора и Псырцхи вообще лишилась своих прежних обитателей. Вследствие вышеупомянутых факторов население Абхазии значительно уменьшилось. Как отмечал выдающийся кавказовед Н. Я. Марр, «Абхазия была обездолена... остались одни одичалые дворы с фруктовыми деревьями, ни души абхазской, ни звука абхазского» (2). Таким образом, в результате махаджирства в Абхазии появилось много свободных земель.
После выселения части местных жителей перед русскими властями стояла непростая задача развития этого красивейшего, но обезлюдевшего края, освоения его природных богатств – обширных лесов и плодородных земель, развития виноделия, шелководства, табаководства, садоводства, пчеловодства.
Указанная задача крайне осложнялась тем, что абхазский крестьянин вёл исключительно натуральное, экстенсивное хозяйство. «Абхазец пользуется тем, что даёт ему роскошная природа, и весьма мало заботится об лучшении своего быта. Небольшое поле и огород дают ему вдоволь кукурузу, гоми (мамалыга. – Б.М.) и различные овощи, а дикорастущие деревья – различные плоды; многочисленные стада доставляют молоко, сыр, а также материалы для одежды» (3). Согласно сведениям историка Н. Дубровина, абхазы «не имеют понятия, что такое плуг. [Возделывают] земли … просто заступом, или сохою, с особым деревянным лемехом, составляющим исключительно изобретение и принадлежность только одной Абхазии». В то же время, абхазы испытывали прочную неприязнь к любым проявлениям товарно-денежных отношений, так что «торговлею абхазцы не занимаются, считая это для себя делом постыдным» (4). Абхазские крестьяне наёмный труд также считали унизительным занятием, так что, реальная потребность в работниках у помещиков по всей Абхазии в пореформенный период приобрела чрезвычайно острый характер. В Абхазии все категории крестьян-абхазов являлись собственниками принадлежащей им земли, однако занятие земледелием носило для них лишь подсобный характер. Большинство абхазов, по роду хозяйствования, были главным образом животноводы. По мнению известного грузинского политического деятеля И. Гомартели (1917 г.), «абхазы не занимаются ни хозяйством, ни хлебопашеством, ни торговлей, ни промыслом... Абхазец – изящный, стройный, красивый. Он любит коня, кутёж, природу, а труд, работу – нет (5). Имеет столько земли, что сам может не работать. Землю отдаёт мегрелу, греку, армянину» (6). Аналогичного мнения придерживался и местный царский чиновник Н. В. Фон-Дервиз, который также утверждал, что «абхазцы редко работают сами, а чаще сдают свою землю мингрельцам или туркам» (7).
Тот факт, что крестьяне-абхазы не позволяли себе работать в качестве батраков у частных лиц, стал одной из основных причин массового притока в Абхазию иноплеменных арендаторов, ставших впоследствии постоянными её жителями.
Российские власти были заинтересованы в заселении Абхазии преимущественно русским населением, как самым надёжным в военно-политическом отношении контингентом. В целях освоения края российским царским правительством было утверждено положение (1886 г.), согласно которому он должен был заселяться на льготных условиях переселенцами-хлеборобами из глубинных районов России. Таким образом, выделенная для создания прибрежных сельских поселений береговая полоса Абхазии предназначалась исключительно русским переселенцам. Однако успехи этой колонизации оказались весьма посредственными. Русские крестьяне-хлеборобы не смогли приспособиться к Абхазии из-за царившей здесь повсеместной сырости. Здесь не было подходящих климатических условий для возделывания пшеницы, а местная культура – кукуруза, для русских колонистов была непривычной. Положение этих колонистов было плачевным, скот почти весь пал, сами они страдали от малярии и цинги. В болотистой прибрежной полосе лихорадка ежегодно уносила жизни сотен переселенцев, а к высокогорным условиям лесистого региона Абхазии многие русские крестьяне из внутренних губерний также не смогли приспособиться. Бывали и такие случаи, когда несчастные люди вымерали целыми посёлками. В селе Баклановка в 1879 г. первыми были поселены 80 крестьянских семей из Ставропольской губернии. Вскоро почти все они погибли от малярии. В таком же удручающем положении оказались жители села Петропавловка, Бамбор и других русских колоний, расположенных на побережье (8). Из 430 русских, поселившихся в Гудаутском районе, к концу 1881 года осталось лишь 174 человека. Из остальных – кто умер, а кто возвратился назад, но их места занимали вновь привезенные партии колонистов. Из поселившихся на том же участке 603 армян, выжили 556 чел., из которых только 149 эмигрантов затем покинули Абхазию (9). Планы кавказской администрации касательно преимущественного заселения Абхазии русскими крестьянами, превращения их в доминирующую часть населения региона, из-за климатических и иных условий, не увенчались успехом.
Интенсивное освоение Абхазии, не взирая на то, что многие переселенцы становились жертвой местных климатических условий, продолжалась. Вместо планируемой в Абхазии русской колонизации произошло массовое грузинское заселение края. Создавшуюся заминку в освоении абхазских земель русскими крестьянами ловко использовали жители Западной Грузии. Географическая близость к Абхазии, схожие климатические условия, малоземелье и пережитки крепостнического строя в Грузии, стимулировали массовый приток мегрельских крестьян в соседнюю Абхазию. По определению авторитетного абхазского исследователя С. З. Лакоба, «плодами русской военной победы в Абхазии в XIX столетии в полной мере воспользовалась зависимая Грузия» (10). Задача переселение грузин в Абхазию приняло фактически общенациональный характер. Известный грузинский педагог и общественный деятель Я.С. Гогебашвили утверждал, что только грузины и мегрелы (иначе мингрелы) как соседние народы имеют преимущественные права на колонизацию территории Абхазии (11). В грузиноязычной прессе развернулась целая информационная кампания, основным рефреном в которой звучала мысль, что «во всех отношениях подходящими для заселения побережья Черного моря являются как имеретинцы, так и мегрелы» (12). «Сегодня все Черноморское побережье Кавказа опустошено, но земля здесь плодородная. Здешние места бесподобные для разведения скота и посевов. …На равнинах, морском побережье, начиная с Сочинского порта вдоль берега моря в Абхазии и на участке Батум-Кобулети лучше поселить жителей Имеретии и Мегрелии. У этих море находится близко, они отличаются тягой к купле-продаже. Они привыкли и к болотистому малярийному воздуху, значит, и пустые места морского побережья предназначены только для этих народов, у которых сегодня очень не хватает земли... Расширимся, пока еще имеем время, пока еще не понаехали чужие племена и не поселились на пустующих местах нашего Кавказа», – всячески торопил своих читателей известный общественный деятель Г. Церетели (13).
Постепенно грузино-русское противостояние по освоению абхазских земель приняло настолько острый характер, что некоторые авторы прямо ставили вопрос о запрещении картвелам вообще переселяться на Черноморское побережье Кавказа, и в Абхазию в частности. Они настоятельно рекомендовали властям заселить Причерноморье исключительно русскими людьми, «так как оно орошено их кровью» (14). Процесс освоения опустевших земель Абхазии русскими, так и в целом представителями других славянских народов был гораздо проблематичнее, нежели картвельским населением. Российские власти постоянно проявляли озабоченность по этому поводу. Например, в циркуляре-приказе Наместника Кавказа от 19 марта 1901 г. прямо было заявлено о недопустимости заселения опустевших территорий жителями Кавказа, подчеркивалась необходимость освоения этих земель исключительно русскими, так как оно вытекает из «чрезвычайных интересов» государства (15).
Однако маховик переселения грузинских крестьян уже был запущен. Как «грибы после дождя» появлялись целые поселения грузин-мегрелов на всем пространстве Абхазии, особенно в её прибрежной зоне. Как подметил местный царский чиновник А.Н. Дьячков-Тарасов, этот контингент «был способен только к торговле да к нетрудной культуре кукурузы; духаны в Сухуме, Очамчирах, Гудауте были в руках мингрельцев» (16).
Русская администрация вначале не поддерживала переселение крестьян из Мегрелии, так как колонизация Абхазии, как уже отмечалось, подразумевала заселение здесь не «туземного» населения, а в политическом отношении надежных русских крестьян. Власть на местах, стремясь всячески удержать наплыв мегрелов, часто проводила специальные мероприятия по выдворению их за реку Ингур. Позже, последние не только вновь тайно возвращались обратно, но и мало того, зачастую ещё тянули за собой многочисленных своих родичей (17). Лишь в связи с тем, что многим русским крестьянам-колонистам не удалось таки прижиться в Абхазии, российская администрация была вынуждена примириться с активной колонизацией этого края мегрелами. Великий князь М. Н. Романов в 1882 году даже писал о «выгоде» освоения мегрелами опустевших абхазских земель, так как «на это не потребуются никакие затраты со стороны казны» (18). Относительно процесса наводнения мегрелами Абхазии, начальник Сухумского округа В.А. Браккер сообщал, что «с 1864-же года, т. е. со времени введения русского управления, масса безземельных мингрельцев, являются в Сухумском округе в качестве наемных рабочих, мелких торговцев, лавочников и арендаторов земли» (19). Таким образом, если прежде в Абхазии мигранты-мегрелы жили в основном тайно от властей, то затем они постепенно получили официальное право на постоянное поселение. Со временем, эти вчерашние торговцы «обращаются в более крупных лесопромышленников, подрядчиков, а в позднейшее время весьма часто и в землевладельцев»; «торжествующие мингрельские духанщики и торгаши, начиная с Очамчиры, Гудауты и кончая Гагрой, являются повсеместно на побережье монополистами торговли, передовым авангардом наступающего движения Мингрелии» (20). Мегрелы «играли такую же роль в торговле на восточном побережье Черного моря, как армяне в Тифлисе», что в частности, характеризует их как уже достаточно успешных культуртрегеров. «Мингрельцы одарены в значительной степени хитростью, ловкостью и чисто торговой сметливостью. Они весьма трудолюбивы, крайне бережливы и умеют обращать свои сбережения в выгодный оборот, весьма мало стесняясь при этом в выборе средств к обогащению», – отмечал полковник В.А. Браккер (21).
В считанные годы Абхазия превратилась в пёстрый в этническом отношении край. Увеличению численности её населения за счет переселенцев способствовали и те сложные межнациональные и межконфессиональные отношения, которые сложились в Османской Турции в конце XIX и особенно в начале XX веков. В Абхазию стали прибывать из Трапезундской области группы армян, первые из которых в октябре 1879 года высадились на Пицундском берегу. Получив разрешение от российских властей «поселиться на свободных землях по их выбору», они обосновались в селе Мцара Гудаутского района. С первых же дней армяне стали принимать активное участие в экономическом развитии абхазского края, который в те годы пребывал в мёртвом, застывшем состоянии. Из всего земельного фонда в Абхазии 39% принадлежали к пашенным угодьям. Это были лучшие прибрежные участки, которые почти не обрабатывались, а «служили местами для охоты и для края никакой пользы не приносили» (22). Первые шаги армян в Абхазии были чрезвычайно тяжёлыми. Густые чащи лесов и топкие болота покрытые колючим кустарником требовали неимоверного труда и много времени для их расчистки. Однако в трудной и упорной борьбе с суровыми природными условиями армяне с честью выдержали испытание выпавшей им тяжёлой доли. Они выказали во всем опытность и оказались наиболее приспособленными к местным климатическим условиям, схожим с Черноморским побережьем Малой Азии, откуда, собственно, и переселился этот контингент армян. Кроме того, армяне-переселенцы с самого начала стремились установить добрососедские и максимально толерантные отношения с абхазами. Как отмечал позже известный абхазский педагог и просветитель С. П. Басария, армяне «очень осторожны к абхазам, признают за абхазской нацией исторические, юридические и насиженные права на территорию, называют себя гостями в Абхазии, охотно открывают свои двери абхазам и всячески стараются подражать гостеприимству их. К большой чести армян надо отнести и то, что это единственная нация в Абхазии, которая бережно относится к старинным абхазским именам местностей: все их сёла названы древними абхазскими именами» (23). В упомянутый период армяне все еще оставались бесправными арендаторами – временными жителями Сухумского округа.
Дальнейшему притоку армян в Причерноморье способствовали российские предприниматели, которые заранее были наслышаны об искусных табаководах из Трапезундской области. За короткий период времени на арендованных у абхазских князей и дворян участках земли армяне осушили болота и выкорчевали густой лес, а затем основали здесь плантации высокосортного табака. Культура табака, впервые внедренная в крае трапезундскими армянами, являющимися поистине знатоками и мастерами табачного дела, достигла их стараниями удивительного развития и совершенства. Таким образом, количество табачных плантаций в Абхазии трудом и мастерством армян увеличивалось с каждым годом. «Армянин всей душой отдается своему излюбленному занятию – разведению табака. Табак производимый в [Сухумском] округе, знатоками ставится наряду с лучшими турецкими сортами. Пальму первенства в этом деле надо отдать армянам села Мцара…» (24) За несколько последующих лет большей частью благодаря стараниям армян, а также отчасти греков, производство табака в Абхазии пережило такой расцвет, что он потеснил с российского рынка турецкий импорт и, даже, стал экспортироваться в Европу, создав тем самым собственный «русский» бренд этой ценной культуры.
Новая волна армян нашла приют на гостеприимной земле Абхазии особенно в период их массового истребления в Турции в 1895-1896 гг. и последовавшего затем геноцида 1915 года. По приблизительным подсчетам общее число трапезундских и других армян, проживающих в Абхазии в начале XX столетия составило уже около 30 тысяч (25). Таким образом, 87% абхазских армян занималось сельским хозяйством, доля же лиц, занятых в торговле, ремесленных и промышленных производствах не превышала 7%. Хотя около 1/6 армян Абхазии проживало в черте города Сухума, торговопромышленный слой никогда не являлся ядром этой групп, как это уже было принято среди их соплеменников в других городах Кавказа (26). Однако и здесь армяне были среди пионеров и учредителей нарождающейся местной промышленности. В конце 1900 года в Сухуме была открыта табачная фабрика Бедросова (Петросяна) (27).
Несмотря на высокие цены за аренду земли и чрезвычайную трудоёмкость работы на табачных плантациях Абхазии, это весьма доходное занятие давало некоторым табаководам возможность накопить средства для покупки земельных участков, что открывало перед ними заманчивую перспективу стать полноправными жителями края. До 1917 года лишь 5% мигрантов-армян получили российское подданство и стали собственниками земли в Абхазии (28). Выражая алармистские настроения по поводу приобретения земель отдельными переселенцами и за счет этого дальнейшего их укоренения в регионе, известный абхазский общественный деятель и писатель С. Я. Чанба писал: «В настоящее время богатством Абхазии пользуются не сами хозяева, а посторонние. Вся Абхазия покрылась табачными плантациями, и каждый год из этой благодатной аркадии вывозится более миллиона пудов табаку; так что посторонние наживаются, а сами абхазцы постепенно беднеют» (29).
Так или иначе, переселившиеся из османских пределов турецкоподданые армяне и греки в большинстве своем продолжали находится на положении бесправных арендаторов. С дальнейшим развитием капиталистических отношений, и, прежде всего, с переходом земли в частную собственность и превращением её в объект купли-продажи, переселенческий процесс принял более масштабный характер особенно со стороны грузино-мегрелов, которые получали финансовую помощь от различных грузинских благотворительных фондов (30). Однако переселение русских, по сравнению с армянами, греками и особенно мегрелами, по-прежнему шло весьма вяло.
В конце XIX столетия царская администрация, обеспокоенная увеличением «инородческого» населения края и неудачами русской колонизации, предприняла тщетную попытку ограничить поток христианских переселенцев из Турции. В мае 1898 года последовал Высочайший Указ, согласно которому «в ограждение интересов русских переселенцев», иноподданным было запрещено приобретать недвижимое имущество, а аренда и наем земли разрешалась лишь для устройства и содержания ими промышленных предприятий. Культура табака не относилась к разряду означенных заведений (31). Затем власти пошли еще дальше и приняли решение о насильственном удалении турецкоподданных армян и греков из нагорной полосы Причерноморья. В 1904 году армянским поселенцам в Сухумском и Сочинском округах было объявлено, что они в обязательном порядке должны покинуть уже насиженные места. В качестве альтернативы им предложили переселиться в Сибирь, где обещали наделить их большими участками земли. В дело поспешил вмешаться влиятельный абхазский князь Александр Шервашидзе, который смело аппелировал к самому главе кавказской администрации (32). Князь энергично доказывал, что если не арендаторы, то помещичье сословие Абхазии давно бы уже разорилось и лишилось бы своих владений, как это повсеместно происходило с их грузинскими «коллегами», значительная часть которых к этому времени, как известно, уже успела промотать доставшееся от предков наследство. Демарш абхазского князя, по всей видимости, поддержали и другие помещики края. В сложившейся ситуации царские чиновники посчитали более разумным положить под сукно злополучный документ о выселении арендаторов-табаководов и постараться надолго позабыть о нем.
По утверждению известного ученого-востоковеда В.А. Гурко-Кряжина, занятие табаководством гарантировала в условиях Абхазии доход на 300% больший, нежели с посевов кукурузы (33). Как подметил уже упомянутый нами И. Гомартели, армяне и греки «не только не удерживают абхазу арендную плату, а часто отдают заранее. Поэтому на этой почве между абхазами, греками и армянами недовольства не существует» (34). Таким образом, своим тяжким трудом арендаторы-табаководы обеспечивали значительные доходы и безбедное существование абхазских землевладельцев.
Совсем иная картина сложилась во взаимоотношениях между абхазами-землевладельцами и мегрелами-арендаторами. Последние старались заниматься полеводством, огородничеством, садоводством, виноградарством и виноделием, выращиванием крупного и мелкого рогатого скота, птицеводством и т.п. Это давало им возможность сохранить традиционный образ жизни на новом месте жительства и, тем самым, облегчить процесс собственной адаптации в Абхазии. Однако возделываемые ими сельскохозяйственные культуры, главной из которых была кукуруза, не давали достаточного дохода, чтобы удовлетворить все возрастающие аппетиты абхазских помещиков и, тем самым, установить с ними взаимовыгодные отношения.
«Между абхазом и мегрелом возникает разногласие, поскольку первый – помещик, землевладелец, а второй – земледелец. В пору революции мегрел не дает абхазу урожай или дает меньше. Социалистическая проповедь: землю труженику, земледельцу проникла среди мегрелов и это пугает абхаза. Абхазец боится: а вдруг мегрел отберет землю. Все это вызывает столкновение интересов среди жителей Абхазии...» (35), – резонно рассуждал И. Гомартели. События 1905 года абхазы восприняли как «грузинскую революцию» и, не в пример прошлому, стали всячески поддерживать мероприятия царского правительства. Среди крестьян-абхазов революционная пропаганда не имела успеха, лишь затем, что со своим дворянством у них не существовало сословной распри. Более того, они были связаны с ним различными традиционными узами, в том числе аталычеством. Таким образом, внутри абхазского общества почти отсутствовали социальные противоречия из-за малочисленности абхазов и относительного достатка принадлежащей им земли.
Социальный же конфликт между абхазскими землевладельцами и мегрелами-арендаторами еще более обострился, когда стала распространяться социалистическая пропаганда, обещающая коренной передел земли в крае. В случае реализации этих «революционных» идей многочисленные мигранты-мегрелы, лишь временно проживавшие в Абхазии, автоматически становились бы хозяевами арендуемых ими участков и тем самым приобрели бы статус постоянных жителей абхазского региона. Таким образом, в 1917-1918 годах социальные противоречия в стране обернулись также обострением межнациональных отношений в Абхазии.
(Окончание следует)
Маилян Бениамин Викторович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения НАН РА, старший преподаватель кафедры Всемирной истории и регионоведения Российско-Армянского (Славянского) университета
Источник: Наири. Альманах: Сборник материалов об Армении и армянской диаспоре. Вып. 6 – Н.Новгород: Деком, 2013. С. 169-187
Примечания
(1) Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Второе, дополненное издание. Сухуми, 1982, с. 284.
(2) Марр Н. Я. О языке и истории абхазов. М – Л. 1938, с. 177.
(3) Лаврентьев. Краткое статистическое описание Абхазии и Цебельды // Статистическое описание губерний и областей Российской империи. Кавказский край, т.16, ч.5. С.-Пб., 1858, с. 264.
(4) Дубровин Н. Абхазцы (Азега) // История войны и владычества русских на Кавказе, т. 1, кн. 2. С.-Пб., 1871, с. 7, 9.
(5) Это когда-то распространенное, хотя и весьма гипертрофированное мнение об этой своеобразной грани абхазской этнопсихологии, в свое время, нашло место и в официальном учебнике географии, где сказано: «Главная отличительная черта абхазов – беспечность и лень; в течение года абхазец работает не более 20-30 дней, а остальное время ничего не делает... Кое как обработанный клочок земли дает такой урожай кукурузы и проса, которого хватает абхазу на весь год». (См.: Баранов А., Горелов Н. География Российской Империи. 27-е исправленное издание. М., 1914, с. 139). Что касается затронутого вопроса, то его как нельзя лучше, на наш взгляд, раскрывает современная абхазская байка. «Абхаз лежит на диване, а жена с утра до ночи трудится. Сосед говорит: «Слушай, дорогой, у тебя женщина как лошадь работает, а ты почему не помогаешь?». А муж отвечает: «Если сейчас война начнется, я, что же, уставший пойду воевать?» (См.: Алленова О. Курорт на линии фронта // Коммерсантъ-Деньги, 6 ноября 2001, № 44).
(6) Гамахария Дж., Гогия Б. Абхазия – историческая область Грузии, Тбилиси, 1997, с. 393-394.
(7) Фон-Дервиз Н. В. Сухумский округ // Записки Кавказского отдела Императорского русского географического общества, Тифлис, 1906, книга XXV, вып.VIII, с. 21.
(8) Сахокия Т. Путешествия (Гурия, Аджария, Самурзакано, Абхазия), Тбилиси, 1950, с. 385 (на груз. яз.).
(9) Хонели И. К вопросу о переселенцах (По поводу корреспонденции г. Молчанова в «Новом времени») // «Кавказ» (газета, Тифлис), 1883, № 145.
(10) Лакоба С.З. Столетняя война Грузии против Абхазии. – Гагра. 1993. С. 15.
(11) Гогебашвили Я.С. Кем заселить Абхазию // «Тифлисский вестник» (газета), 1877, №№ 209, 210, 143 – 245, 248, 249.
(12) «Дроеба» (газета «Время», Тифлис), 2 февраля 1878 (на груз. яз.).
(13) Церетели Г. Переселение // «Дроеба», 4 февраля 1879, № 27 (на груз. яз.).
(14) О заселении берегов Черного моря // «Иверия» (газета, Тифлис), 1897, №172 (на груз. яз.).
(15) Очамчирели. В селе. Абхазия // «Цнобис пурцели» (газета «Листок уведомлений», Тифлис), 1905, № 2821 (на груз. яз.).
(16) Абхазия и абхазы в российской периодике (XIX – нач. XX вв.). Книга II. Составители: Агуажба Р.Х., Ачугба Т.А. – Сухум. 2008, с. 674.
(17) Соловьева Л.Т. Роль миграционных процессов в этническом развитии Самурзакано // Межэтнические контакты и развитие национальных культур. – М., 1985, с. 30.
(18) Цвижба Л.И. Этнодемографические процессы в Абхазии в XIX веке. – Сухум, 2001, с. 98.
(19) Цвижба Л.И. Указ. соч., с. 96.
(20) Рыбинский Г.А. Абхазские письма. VII // «Кавказ», 1893, № 186.
(21) Цвижба Л.И. Указ. соч. С. 96.
(22) Улько Г. Октябрь на Черноморье, Краснодар, 1957, с. 15.
(23) Басария С. Абхазия: в географическом, этнографическом и экономическом отношении. Сухум-Кале, 1923, с. 81-82.
(24) Фон-Дервиз Н. В. Указ. соч., с. 34.
(25) Улько Г. Указ. соч. , с. 5.
(26) Чумалов М. Ю. Этнокультурное развитие армян в Абхазии // Малые и дисперсные группы в Европейской части СССР, Москва, 1985, с. 108-109.
(27) Минасян М. Переселение амшенских армян на Черноморское побережье Кавказа и первые шаги их хозяйственной деятельности (последняя четверть XIX века) // Вестник общественных наук АН АрмССР, 1977, № 1, с. 64-73.
(28) Национальный архив Армении, ф. 200, оп. 1, д. 409, л. 46.
(29) Чанба С.Я. Абхазия // «Закавказская речь» (газета, Тифлис), 21 июня 1911.
(30) Ачугба Т.А. Этническая история абхазов XIX – XX вв. (Этнополитические и миграционные аспекты), Сухум, 2010, с. 128.
(31) Чумалов М. Ю. Указ. соч., с. 109.
(32) Карэн, Западноармянская колония на Кавказе // «Айреник» (журнал «Отчизна», Бостон), декабрь 1930, с. 151 (на арм. яз.).
(33) Гурко-Кряжин В. А. Абхазия, изд. Научной ассоциации востоковедения при ЦИК СССР, Москва, 1926, с. 18.
(34) Гамахария Дж., Гогия Б. Указ. соч., с. 393.
(35) Там же, с. 394.
Абхазия Армения Грузия диаспоры историография миграции Россия
