ДИАЛОГ ПОКОЛЕНИЙ В ПОСТСОВЕТСКОЙ АБХАЗИИ
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Александр КРЫЛОВ | 14.03.2016 | 00:00
В постсоветской Абхазии уважение к традициям сохранялось прежде всего в среде сельского населения, у людей старшего и среднего возраста, и в гораздо меньшей степени - в среде абхазской молодежи, сформировавшейся в условиях жестокой общественной ломки 1980-х - первой половины 1990-х гг. После грузино-абхазской войны 1992-1993 гг. все большее число молодых абхазов начало отказываться от традиционной морали апсуара (1), проявлять пренебрежение к старшим и даже ко всему своему роду. Поначалу формы такого неуважения были не слишком демонстративными. К примеру, с мест проведения фамильных ритуальных застолий стало пропадать вино, находившееся там в закопанных в землю кувшинах. В результате вино стали приносить непосредственно перед началом совершения обрядов и общественного застолья.
После окончания грузино-абхазской войны стремление молодежи жить «своим умом» приняло организованные формы. Например, в селе Лдзаа был создан совет ветеранов войны 1992-1993 гг. В отличие от местного совета старейшин, занимающегося урегулированием конфликтов в среде лиц старшего и среднего поколения, совет ветеранов стал ведать делами молодежи. Обоснованием подобного разделения по поколениям послужило распространенное у молодежи убеждение, что она сама лучше стариков знает свои проблемы и может решать их собственными средствами. Однако, как показывала действительность, недавнее боевое прошлое не всегда могло компенсировать отсутствие у молодежи достаточного жизненного опыта.
Было немало примеров того, как попытки представителей абхазской молодежи самостоятельно, без участия старших использовать традиционные по форме методы урегулирования конфликтов в своей среде, не только их не решали, но и приводили к трагическим последствиям.
Летом 1998 г. на озере Рица состоялась попытка примирения между молодыми выходцами из фамилий Авидзба и Барцыц. По одной из версий, конфликт между ними возник из-за того, что во время застолья Авидзба украл у Барцыца оставленный тем без присмотра пистолет, однако был позднее изобличен и побит физически более сильным потерпевшим. Хотя факт воровства был неоспорим, Авидзба, отличавшийся буйным неуравновешенным нравом, отказался признавать за собой какую-либо вину и не скрывал враждебности к своему обидчику.
Бутба, который был родственником одного и близким другом другого конфликтующего, решил добиться примирения враждующих сторон. Он выступил посредником и договорился, что Авидзба и Барцыц со своими родственниками встретятся в окрестностях озера Рица, где проведут церемонию примирения. Во время встречи вновь вспыхнула ссора, которая привела к перестрелке. В ее ходе было тяжело ранено несколько человек, принадлежащих к обеим сторонам конфликта, к тому же Авидзба застрелил одного из Барцыцев, после чего сбежал.
Большая доля вины за случившееся лежала на молодом Бутба, который не сумел выполнить взятые на себя обязанности посредника и не обеспечил безопасность церемонии. О легкомысленности Бутба свидетельствует то, что перед встречей он не обезоружил конфликтующих, да и само выбранное им пустынное место встречи в горах подходило скорее для пирушки, но никак не для примирения враждующих сторон. По убеждению опрошенных нами абхазских старейшин, трагедии бы не произошло, если бы Авидзба и Барцыц провели примирение в родительском доме одного из них, где само присутствие старших по возрасту родственников служило бы сдерживающим фактором для горячности молодежи. В результате, незначительная сама по себе ссора привела к конфликту между двумя связанными тесными родственными узами абхазскими фамилиями.
Кровная месть была в прошлом важнейшей составной частью традиционного судопроизводства. Играя роль жестокого, но необходимого в определенных исторических условиях регулятора социальных отношений, она порождала многочисленные жертвы, могла длиться десятки лет, в нее оказывались втянутыми все мужчины враждующих фамилий. Нельзя сказать, что в постсоветской Абхазии кровная месть вновь стала распространенным явлением, однако тенденция к ее возрождению обозначилась довольно четко.
Сознание большой потенциальной опасности возрождения института кровной мести сделало борьбу с этим социальным явлением одной из главных задач Совета старейшин Абхазии. Часто только благодаря авторитету и экстренным действиям Совета старейшин Абхазии удавалось не допустить начала кровной мести, либо прекратить ее на начальном этапе. Вот один из показательных примеров кровной мести в современных условиях и примененного старейшинами способа ее урегулирования.
Показательно, что на посещенном нами в сентябре 1997 г. сходе жителей Пицунды министр внутренних дел Абхазии А. Кчач подчеркнул: «одной из основных причин, препятствующих улучшению криминогенной ситуации, является сложившееся у абхазов отношение к преступникам. Родственники встают на их сторону даже в том случае, если они отпетые преступники и все об этом знают. При этом они готовы идти на открытый конфликт с органами МВД: здание Пицундского отделения милиции даже обстреливалось из гранатомета».
В том же выступлении А. Кчач упомянул другой показательный случай, когда родственники одного из парней, который участвовал в коллективном изнасиловании малолетней, предложили ее родителям «мирно решить конфликт» путем женитьбы на девочке одного из насильников. Совершенно очевидно, что подобный отказ представителей старшего поколения от принципа наказания преступника собственным родом полностью противоречил традиционному праву и моральному кодексу апсуара.
В постсоветской реальности советы старейшин стали важным инструментом урегулирования кровной мести и других конфликтов. Наглядный тому пример дают события, произошедшие в селе Атара-Абхазская в 1997-1998 гг. Во время обследования этого села летом 1995 г. у нас состоялся примечательный разговор с молодыми атарцами. Тогда наши собеседники рассказали, что несколько их односельчан - молодых участников прошедшей войны, пристрастилось к наркотикам. Наркоманам постоянно требовались деньги, в селе и его окрестностях начались кражи и грабежи.
За подобные преступления виновные обычно изгонялись своими односельчанами, но в данном случае молодежь поступила по-своему. Было проведено собрание ветеранов войны 1992-1993 гг., участники которого ограничились тем, что «в решительной форме» потребовали от наркоманов отказаться от их пагубной привычки и посчитали, что тем самым «решили проблему наркомании в селе».
Как показали последующие события, проведенная на собрании молодых односельчан воспитательная беседа не оказала на местных наркоманов никакого влияния. Летом 1997 г. три не скрывавших своих лиц вооруженных автоматами атарских наркомана средь бела дня ограбили два дома в соседнем поселке Дача армянского села Аракич. Когда местные женщины попытались оказать грабителям сопротивление, они открыли стрельбу и ранили одну из них, затем ранили еще одного мужчину-армянина. После этого грабители возвратились в Атару-Абхазскую, и по словам своих односельчан, «обкурились и напились до одурения», а затем разошлись по домам и легли спать.
Той же ночью в селе Аракич на пороге своего дома был убит армянин - бывший председатель местного колхоза. Жители армянского села обвинили в этом убийстве атарских наркоманов, грабивших их накануне. Узнав о выдвинутом против них обвинении в убийстве, вооруженные наркоманы скрылись в окрестных лесах. Согласно выдвинутой беглецами версии, убийство бывшего председателя, который недавно возвратился в родное село (во время войны он сотрудничал с грузинской администрацией и был вынужден бежать), было совершено местными армянами, использовавшими удобный случай для сведения счетов со своим стремившимся вернуть былое влияние соперником.
Вызванные для расследования дела сотрудники районной милиции начали обыски в домах наркоманов, но были ими захвачены и разоружены. Хотя наркоманы отпустили милиционеров, после этого они оказались в конфликте не только с местными армянами, но и с абхазской милицией, лишившейся семи автоматов. Для того, чтобы избежать дальнейшего обострения обстановки и кровопролития к решению конфликта были привлечены местные старейшины, а также представители Совета старейшин Абхазии, начавшие переговоры с боевиками-наркоманами, армянами и милицией.
В результате посреднической деятельности старейшин, милиция получила обратно свое оружие. В ответ на это милицейские начальники пообещали не арестовывать боевиков-наркоманов и провести объективное расследование обстоятельств убийства армянина. По мнению многих атарцев, грабежи и бесчинства в армянском селе были продиктованы стремлением местной молодежи «наказать предателей» - то есть лиц, сотрудничавших во время войны с грузинской администрацией. Старейшины сочли доводы атарцев справедливыми и «сделали выговор» представителям милиции за то, что они допустили возвращение в армянские села «запятнавших себя сотрудничеством с грузинами» людей (поименный список последних из 26 фамилий жителей села Аракич был составлен после войны и убитый входил в их число). Как заявили атарцы, они примут собственные меры, от которых «предателям не поздоровится» в случае, если милиция и в дальнейшем будет оставаться безучастной к возвращению в армянские села лиц, некогда сотрудничавших с грузинскими властями.
Все втянутые в конфликт стороны договорились, что следствие по делу в селе Аракич будет проведено местной милицией. Несмотря на очевидную вину атарских наркоманов в совершенных ими в армянском селе грабежах, следствие затянулось, вскоре один из преступников вместе со своей семьей сбежал в Россию. В данном случае старейшинам удалось погасить потенциально опасный конфликт, однако платой за это стал фактический отказ от наказания грабителей-наркоманов, что само по себе вряд ли могло способствовать укреплению дружеских чувств между проживающими в соседних селах абхазами и армянами.
В тех абхазских селах, где традиционные устои сохранились в наибольшей степени и молодые с большим уважением относились к мнению старших, крестьяне имели возможность не допустить вовлечения местной молодежи в криминальную среду. Например, в селе Ачандара после войны несколько молодых парней, как и их атарские сверстники, пристрастились к наркотикам и начали выращивать коноплю. Родственники и односельчане несколько раз скашивали посевы и требовали, чтобы наркоманы отказались от своего пагубного увлечения. Однако их увещевания не действовали, так как сильным влиянием у молодых пользовался наркоман, приезжавший в село из Гудауты, который и пристрастил ребят к наркотикам во время грузино-абхазской войны.
В один из таких очередных приездов, крестьяне избили «гудаутца» и заявили, что если он посмеет еще раз приехать в село - то его непременно убьют. Одновременно односельчане предупредили местных наркоманов и их родителей о том, что они несут ответственность перед обществом за свое поведение и за поведение своих близких, что если молодые не прекратят употреблять наркотики, то они сами, и их родители с семьями, будут изгнаны из родного села. Действия ачандарцев принесли результат: «гудаутец» больше не посмел появиться в селе, а его местные приятели перестали употреблять наркотики.
В прошлом изгнание из родного села было в Абхазии распространенным наказанием за тяжелые преступления. Применялось оно и в постсоветской Абхазии. К примеру, на состоявшемся 9 сентября 1997 г. сходе жителей Пицунды было констатировано, что после грузино-абхазской войны только из расположенного в ее окрестностях села Лдзаа за кражи было изгнано пять человек.
Изгнанию мог подвергнуться не только сам виновный, но и его родственники. В селе Тамыш в начале 1980-х гг. фамильный сход наказал изгнанием майора милиции, брат которого совершил убийство, так как тот был обязан принять своевременные меры по перевоспитанию своего младшего брата - известного в селе хулигана, но не сделал этого. Осужденный за подобную бездеятельность, майор был изгнан из родного села: ему пришлось продать дом и переехать в другой район Абхазии. Только после грузино-абхазской войны изгнанный получил прощение своих родственников.
В зависимости от тяжести преступления старейшины могли приговорить виновного к различным видам наказания. Наиболее мягким являлось устное порицание, выраженное провинившемуся его старшими родственниками. Более серьезные проступки наказывались общественным бойкотом на определенное время (от одного года до нескольких лет): совершивший преступление оставался жить в родном селе, но как бы отвергался обществом (с ним не здоровались, не приглашали на торжества и т.п.).
Совершившего тяжкое преступление могли изгнать из родного села на несколько лет. Однако в последующем, если виновный в течение определенного ему срока общественного бойкота или изгнания, вел себя безупречно и осознавал свою вину, то он мог получить прощение. В случае же, если он не раскаивался и не исправлялся, родственники могли наказать его пожизненным изгнанием за пределы Абхазии.
(1) Апсуара - кодекс нравственного поведения человека в семье и обществе, абхазская сущность.
Фото: abkhazia.mid.ru
Материал подготовлен в рамках проекта Научного общества кавказоведов, «Этнокультурная идентичность в контексте интеграционных процессов на постсоветском пространстве», при реализации которого используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации №79-рп от 01.04.2015 и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Союз пенсионеров России»
Абхазия грант-2016 традиционализм
