«Мягкая сила» на Южном Кавказе – фактор решения проблем или их создания?
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Андрей АРЕШЕВ | 05.04.2013 | 00:00
Так называемая «мягкая сила» широко используется в качестве инструмента расширения влияния, и Южный Кавказ здесь далеко не исключение. Традиционная пальма первенства на протяжении последних десятилетий здесь, по известным причинам, у США и в меньшей степени – у Европейского Союза, в то время как политика России продолжала (и до некоторой степени) продолжает носить непоследовательный и нескоординированный характер.
Как известно, в случае применения средств «мягкой силы» упор делается на работу с обществом и его отдельными группами, включая их противопоставление друг другу и дискредитацию неугодных, что лишь способствует дальнейшей дезинтеграции общества.
Неолиберальный характер экономических реформ последних десятилетий повлёк за собой ухудшение социально-экономического положения больших групп граждан, что создаёт потенциально высокий градус общественного недовольства. Это недовольство, применительно к конкретным условиям той или иной страны, может принимать различные формы, однако особенно сильно оно проявляется в предвыборный период, что расширяет возможности по манипулированию протестными настроениями.
Итоги парламентских выборов в Грузии свидетельствуют о том, что чрезмерно топорные методы работы с общественным мнением, навязчивая пропаганда, направленная на формирование «образа врага», не приводит к желаемым результатам. Уже в середине 2000-х годов определённое хождение имели разговоры о желании США сменить эпатажного лидера на более предсказуемую фигуру, и в этот же период началось создание искусственной оппозиции в лице Ираклия Аласания. Коалиция «Грузинская мечта» была в условиях тесного диалога посольства США как с правящими, так и оппозиционными группами. При непосредственном участии западных лиц, принимающих решения Саакашвили решил признать поражение «Единое национальное движение» победителем, не фальсифицировать результаты выборов, что было чревато неконституционными действиями. Данное проявление «мягкой силы» сказалось на имидже Запада в Грузии весьма позитивно. В свою очередь, Россия также вырабатывает собственную «повестку дня» в диалоге с Тбилиси, отдавая приоритет возобновлению торгово-экономических связей и используя собственные средства «мягкой силы».
В последнее время на вооружение берутся более тонкие методы работы с общественным мнением, что особенно заметно на примере Армении. Если в 2000-х годах «наезды» со стороны США и Европейского Союза (действовавших преимущественно через ангажированные НПО и общественные организации) принимали регулярный и достаточно жёсткий характер. Так называемая «недемократичность» армянских властей недвусмысленно увязывалась с их «пророссийской» ориентацией, однако комплементарный внешнеполитический курс официального Еревана (с акцентом на военно-политический союз с Россией) в целом не изменился.
Видимо, осознав неэффективность прямых «кавалерийских наскоков» на Ереван, с приходом к власти администрации Обамы США, а также европейские структуры несколько изменили тактику давления на власти Армении, разбавив дипломатические «наезды» вкрадчивыми увещеваниями и отдельными инвестиционными вкраплениями (не делающими погоды и несопоставимыми с российскими инвестициями) в армянскую экономику. Реализуется и другие, более «мягкие» модели стратегического влияния.
Конечно, в посольстве США никто непосредственно не дёргал за ниточки, манипулируя теми или иными политическими силами или группами в стране. Другое дело, что целенаправленно создавалась ситуация, по итогам которой политик, чья партия в ходе парламентских выборов едва преодолела проходной балл (5 %), получает едва ли не 40 % голосов и предлагается на роль лидера многочисленного протестного электората. Политические силы, ассоциируемые (пусть и весьма условно) с Россией – ППА и АНК оказываются за бортом избирательной гонки. Речь может идти о многослойном и многоуровневом процессе, итогом которого может стать конфигурация, используя которую, США могли бы либо блокировать в Ереване любые интеграционные инициативы Москвы, либо выхолостить их суть. Отметим некоторые отличительные черты этого процесса:
- прежде всего, его технологичность, предполагающая включение и активное участие даже не самых желательных для США фигур и организаций;
- высокий уровень политической эффективности и умелое кадровое, лоббистское и информационное сопровождение;
- минимизация (за счет перенаправления финансовых потоков) собственных финансовых затрат, решение задач преимущественно за счёт местных ресурсов;
- высокая степени информированности о происходящих в республике общественно-политических и социально-экономических и морально-психологических трансформациях.
На ближайшие годы Армения и Нагорный Карабах будут продолжать оставаться в перекрестье интересов внерегиональных игроков, и их подходы будут оказывать непосредственное влияние на ситуацию в стране. По некоторым данным, по объему внешнего долга Армения также сейчас должна западным фондам (МВФ, ВБ, ЕБРР) больше, чем России. Внутренние и внешние факторы будут использоваться для дальнейшего «геополитического перевоспитания» республики, возможно, с использованием более тонких средств, с учётом допущенных в Грузии просчётов.
Разблокирование армяно-турецкой границы станет и далее настойчиво предлагаться в качестве альтернативы евразийской интеграции Армении. Это связано, прежде всего, с интересами США, для которых хотя бы видимость нормализации армяно-турецких отношений имеет важное значение, исходя из целого ряда причин (включая приближение 2015 года – столетнюю годовщину Геноцида армян в Турции). С целью нивелировать усилия армянских лоббистских организаций будет предпринято всё для того, чтобы продемонстрировать хотя бы частично армяно-турецкий «прогресс», включая и нормализацию экономических связей. Однако актуализацию «турецкого» направления сложно представить не только без урегулирования карабахского конфликта, но и без дискредитации идеи евразийской интеграции Армении (под которой подразумеваются прежде всего связи с Россией) как таковой. Учитывая серьёзные позиции Запада в информационном пространстве республики, не приходится сомневаться, что такие попытки будут и в дальнейшем иметь системный характер.
Свои методы «убеждения», как можно предположить, существуют и для азербайджанского руководства, и некоторые происходящие в республике события и информационный фон вокруг них свидетельствуют об этом, на мой взгляд, с достаточной очевидностью.
Несмотря на отдельные эпизоды позитивного влияния, в целом дальнейшее применение некоторых средств «мягкой силы» вряд ли поспособствует укреплению региональной стабильности. Напротив, соответствующий инструментарий будет использоваться в том числе и для поддержания актуальных споров и конфликтов в неурегулированном состоянии. Это тем более опасно, что Южный Кавказ (за исключением отдельных локальных очагов относительного благополучия или даже демонстративного потребления) никак нельзя отнести к числу стабильных и процветающих регионов современного мира. Активное участие внешних сил в делах региона (когда методы «мягкой силы» комбинируются методами силы «жёсткой») зачастую приводит к негативным последствиям. Решению имеющихся проблем помог бы переход от соперничества, а тем более конфронтации между Россией и «коллективным Западом» к политике конструктивного взаимодействия в решении сложных социально-экономических проблем региона. К сожалению, перспектива подобного развития событий представляется пока довольно неопределённой.
По материалам выступления в ходе Международной научно-практической конференции «Южный Кавказ: новые геополитические реалии. Экономика, безопасность, гуманитарная сфера» (Исторический факультет МГУ, 4 апреля 2013 г.)
Армения выбор Кавказа Грузия НПО США
